01-11-97
...Есть в православном христианском календаре день святого великомученика Димитрия Солунского. На древних иконах он изображен в военном облачении с копьем и мечом. Издревле считался этот святой покровителем и помощником русских воинов. Вот уже шесть веков - со времен великого князя Дмитрия Донского - совершается в Димитриевскую субботу панихида о всех погибших на поле битвы.
Нынче эта дата пришлась на 1 ноября. И если есть на свете справедливость, пусть в этот день успокоит Всевышний сердца матерей, молящих о благополучии хотя бы на небесах для своих сыновей, так и не узнавших счастья на грешной земле, отдавших жизни за нелепые и неправедные идеи пославшего их на смерть государства. Услышь, Господи, солдатских матерей, больше им обращаться не к кому...
Двухлетний пожар чеченской войны унес жизни почти полутора сотен южноуральцев. Совсем юных солдат и уже познавших запах пороха офицеров. Чьих-то братьев, отцов, сыновей. В скорбном списке уже ничего не убавить, он может только расти. Потому что по-прежнему нет никаких известий о судьбе более десяти наших земляков, что числятся "без вести пропавшими". Среди них рядовой Андрей Гребнев из села Петропавловка Кусинского района.
"Последнюю весточку от сына, - пишет мать Андрея Галина Александровна, - я получила 6 января 1995 года. В письме от 26 декабря он сообщил, что их привезли в станицу Червленная для защиты Родины. С февраля я звонила в Самару, где раньше располагалась их часть, и мне говорили, что мой сынок Андрей жив и здоров. 11 апреля я узнала, что часть выводится из Чечни и что он должен прибыть домой в отпуск. Я была очень рада и ждала своего сыночка. Так я ждала его целый месяц и 17 мая снова начала заказывать переговоры с Самарой и звонила 17, 18, 19, 20, 22 и 23 мая. И все это время мне говорили, что уточняется новое место службы. А 26 мая полковник Бахтияров мне ответил, что сын давно уже числится в пропавших без вести, а до этого информацию мне давали неверную, обманывали.
Потом я разыскивала сына через комитет солдатских матерей, вместе с военкоматом посылали запросы в Чечню и в Ростовскую судебно-медицинскую лабораторию. Пока не пришла телеграмма от майора Яровицкого, в которой он сообщал, что Андрей 28 декабря вечером был переведен в 4-ю мотострелковую роту 81-го полка. Утром перед маршем в сторону Грозного рядового Гребнева А. Г.в роте не оказалось, в бой 31 декабря 1994 года он не вступал, больше его никто не видел. И после этой телеграммы в нашем военкомате мне в глаза сказали, что я его скрываю, и не стали больше слушать. С тех пор я к ним не обращаюсь. Может, кто-нибудь услышит мои слезы и мольбу и поможет найти сына, о котором я ничего не знаю с 6 января 1995 года. Я надеюсь, что мой сыночек жив, мне сердце подсказывает..."
Жить в этом кошмаре два года - и без того невыносимое страдание. Но еше тяжелее матери сознавать, что никого, кроме нее, не интересует теперь судьба ее сына, что никто не собирается искать "самовольщика" и "дезертира". Это испытали на себе Нурислам и Сания Магасумовы из Кунашака, когда командир их сына сообщил родителям, будто Вадим самовольно оставил часть. А в это время он, погибший в Грозном еще во время штурма президентского дворца, лежал среди сотен неопознанных тел в Ростовской спецлаборатории, и только через несколько месяцев мать и отец смогли опознать его, по-людски похоронить и оплакать.
Странная, какая-то абсурдная и противоестественная ситуация. Пока сын считается без вести пропавшим, в материнском сердце теплится надежда, что он жив и, может быть, в плену. А если нет, как поверить в смерть, не увидев его, именно его, мертвого? Только суд по истечении двух лет вправе признать человека погибшим. И только тогда родители смогут получить за него хоть какую-то компенсацию и мизерные льготы. Но как пройти через эту бездушную юридическую формальность, не растеряв последнего самообладания и сил жить дальше?
В списках комиссии при Президенте РФ по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести, числится 1455 человек, о судьбе которых ничего неизвестно. Все они считаются пропавшими без вести. Как ни горько это сознавать, но большинства из них нет в живых. Около 600 остались в безымянных могилах в Чечне, другие до сих пор лежат в вагонах-рефрижераторах ростовской 124-й судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа. Здесь находится 470 неопознанных тел, и около 80 из них опознать имеющимися в распоряжении лаборатории средствами сегодня невозможно. Скорее всего, эти останки будут временно захоронены в индивидуальных могилах, с учетом того, что в будущем их опознают и перезахоронят. Как заверяют руководители комиссии, у всех родителей солдат, пропавших без вести во время войны в Чечне, возьмут биологические пробы для дальнейшего исследования методами геномной дактилоскопии. Все анализы и экспертные действия будут производиться за счет государства. Тем, кто уже сделал это за свой счет, затраты компенсируют. Но когда начнется, а тем более завершится, такая экспертиза, как и процесс эксгумации в самой Чечне, никто не знает. Вот только родители боятся, что, закопав ребят, о них окончательно забудут. Ведь для государства пропавший без вести, как это ни кощунственно звучит, действительно экономически "выгоднее" погибшего.
Казалось бы, грех радоваться, но родителям погибших и похороненных дома ребят все-таки легче. Хотя... Вот что пишет из Озерска мама Алексея Атесова, сложившего свою голову под Ведено в июне 1995 года:
"Уже прошло два года со дня гибели Алеши, но до сих пор сердце отказывается верить в эту великую несправедливость. Ведь ему было только 19 лет. Поначалу долго ждали, может, напишет кто-нибудь из сослуживцев или командиров, но, увы, напрасно. Не нашлось у них для этого времени. Мы не осуждали, понимали, что там идет страшная и жестокая война. А хотелось бы очень узнать о последних днях жизни нашего мальчика. В последнем письме он написал: перебрасывают в горы, если что, не теряйте. И вот случилось это страшное "если что". Как рассказал нам лейтенант, который сопровождал Алешу домой, его подразделение нарвалось на засаду. Алеша вывел из-под огня всех своих ребят, а сам уйти не успел. Нас, как и тысячи других несчастных родителей терзает вопрос: за что? За что сложили головы наши мальчики? Ответит ли кто на этот вопрос? Нам вручили за сына орден Мужества, которым его наградили посмертно. Наш мальчик погиб, как настоящий мужчина, но для такой ли судьбы мы его растили. Высылаем фотографию Алеши. Может, когда-нибудь все-таки будет напечатана "Книга памяти". Хотелось бы в это верить".
Верить... Но кому и во что верить Атесовым из Озерска, Серебряковым из Магнитки, Ворошиловым из Челябинска, Ефремовым из Чебаркуля и сотням других отцов и матерей? Что память об их порой единственном сыне не останется только в семейных фотографиях? Что государство все-таки воздаст должное подвигу их мальчиков, а развязавшие эту кровавую бойню когда-нибудь понесут наказание?
Вот уже более полугода заседает комиссия Законодательного собрания Челябинской области по участникам чеченских событий, обсуждая в числе прочих и вопрос об увековечении памяти воинов-южноуральцев, погибших при выполнении воинского долга. Одно за другим принимаются обращения в адрес исполнительной власти взять под контроль решение этого вопроса. И что? Будем в это верить, глядя как щедрые спонсоры благотворительных балов пьют шампанское ценой в сотни тысяч? Зная, что памятник афганцам на Лесном кладбище ребята строили сами, за свой счет, и смогли открыть его только через семь лет после той войны?
Пункт повестки дня той же комиссии о дополнительных мерах по социальной защите граждан, проходивших службу в Чечне и других "горячих точках", кочует из заседания в заседание. Но законопроект по этой проблеме, который все планируется рассмотреть, только должен еще когда-то родиться.
"Мой сын был в Чечне 11 месяцев, - пишет Н. Филимошкина из Варны. - Уходя в армию, имел хорошее зрение. Когда, отслужив, устраивался на работу, обнаружилось, что зрение у него становится хуже и хуже. Фельдшер сказал, что это может быть последствием войны. У нас в Варне нет специального оборудования, чтобы проверить глазное дно. Мы в семье двое работаем, получаем 340 тысяч в месяц, а еще двое взрослых не работают. Этих денег у нас хватает только на хлеб. Моему сыну дали направление в Челябинск в областную больницу. Денег на дорогу у нас нет. Уж очень больно и горько. Мне даже стыдно сыну в глаза смотреть. Хотя везде слышишь, что по приходе из Чечни должны восстановить их здоровье. Пишу вам и не знаю, будет ли откуда-нибудь польза".
От редакции. "Челябинский рабочий" готов помочь сыну Н. Филимошкиной добраться до Челябинска, пройти обследование и вернуться домой. В свое время, в январе 1995 года, мы помогали делегации солдатских матерей, отправлявшейся в Чечню на поиски ребят. Но вряд ли мы сможем решить проблемы всех четырех тысяч наших земляков, воевавших на Северном Кавказе, среди которых почти 150 инвалидов. Надеемся и верим, что не будем одиноки.
Андрей ГЛУШКОВ.
НА СНИМКАХ: Алексей Гребнев; Олежка Ворошилов; Алексей Атесов.