03-12-05
Владимир СПЕШКОВ
Челябинск
...Общую ситуацию с челябинской режиссурой можно охарактеризовать слегка переиначенной репликой одного из чеховских персонажей: блестящих дарований (таких, как Наум Орлов или Валерий Вольховский) теперь нет, но средний главный режиссер стал гораздо выше. Я вспомнил о великих и ушедших не в упрек оставшимся и занявшим вакансии. Большой талант редок, счастье, что в новейшей истории челябинского театра они были, так что остались ориентиры и эталоны для сравнения. Текущий момент отмечен прежде всего стабильностью, что уже большое дело. Во всех челябинских театрах (от академической драмы до Нового художественного) есть художественные руководители или главные режиссеры, то есть хранители театра-дома (главная русская театральная идея), люди, отвечающие за все, прежде всего - за творческую форму вверенного им коллектива. Все челябинские главные режиссеры - люди в профессии, на своем месте. Они могут нравиться или не нравиться, выпускать более или менее удачные спектакли, но все-таки именно по их постановкам прежде всего имеет смысл судить о сегодняшнем дне челябинских театров и общих тенденциях челябинского сезона 2005/2006.
Человек семидесятых и человек из Стрэдфорда
Еще одна цитата из Чехова. Гаев в "Вишневом саде" говорит: "Я человек восьмидесятых годов... Не хвалят это время, но все же могу сказать, за убеждения мне доставалось немало в жизни". Новый главный режиссер Челябинского ТЮЗа Александр Каневский - классический человек семидесятых годов. Только другого века - двадцатого. Поразительно, как ему удалось сохранить идеалы и эстетику этого времени, которое сейчас кажется даже более архаичным, чем чеховское. Эта жизнь духа и тайная свобода, эта особая роль художника, который всегда реализует себя вопреки - вопреки власти, быту, прозе житейских обязательств. Чистейший идеализм, помноженный на диссидентство. И никаких претензий на банальный успех, только на высшие, недоступные смысл и правду, горние выси духовности. Так замечательно и несовременно.
Между тем именно этой несовременностью Каневскому удалось заразить тех, кто работал вместе с ним над тюзовским спектаклем "Быть или не быть" по пьесе американского драматурга Уильяма Гибсона (наиболее широко известна его пьеса "Двое на качелях"). "Быть или не быть" - это о молодом Шекспире. Совсем молодом, не актере и не драматурге, а жителе провинциального английского городка Стрэдфорд, еще не вполне понимающем природу своего дара, но чувствующем свою инакость. Быть не таким, как все, или вовсе не быть - вот выбор, который делает герой этой пьесы.
Видна серьезная и очень профессиональная работа. И режиссерская работа Каневского не только с каждым из исполнителей главных ролей, но и с каждым из участников массовых сцен, стрэдфордских обывателей. Молодой сцено-граф Юлия Безштанко решает двойную задачу: придуманный, нарисованный ею мир - это и вполне обжитое пространство средневекового города, и некие универсальные подмостки: городская площадь - помост - сцена. Двух главных героев, Уилла (Уильяма Шекспира) и его жену Анну, играют Вячеслав Косарев и Ольга Телякова. Этот дуэт не назовешь пока вполне сложившимся (да и не стоит требовать этого от премьеры), Косарев еще очень неопытен, Телякова, напротив, чрезвычайно опытна. Но в этом несовпадении есть своя прелесть: актер ищет (необычайно эмоционально тратя себя) свой рисунок роли, как его Уилл ищет свое призвание. А актриса уверенно, мастерски играет свою тему: любви столь сильной, что ради счастья любимого можно даже отпустить его от себя. Прибавьте к этому еще несколько незаурядных актерских работ (Владимир Зайцев в роли бродяги Фулка, Денис Филоненко - актер Кэмп, Борис Черев - закомплексованный злодей сэр Томас, Александр Логунов - отец Уилла).
Что увидит и поймет в этом спектакле тюзовский зритель? Мне кажется, Александр Каневский (и это тоже примета художника совсем другой эпохи) не слишком озабочен быстрым и внешним успехом. Его занимает другое, он в начале пути ("Быть или не быть" - первый спектакль его проекта "Театр Шекспира").
Фантастическая комедия или мистическая трагедия?
Главный режиссер театра "Манекен" Юрий Бобков поставил пьесу современного российского драматурга Петра Гладилина "Мотылек". Жанр спектакля определен как фантастическая комедия. И действительно, чем еще может быть история про бывшего студента театрального вуза, а ныне рядового российской армии Колю Лебедушкина, который в ходе службы в заполярном гарнизоне превратился ... в женщину, но актерских наклонностей не утратил и даже вовлек в репетиции шекспировского "Отелло" сурового полковника Кинчина? Как тут не порезвиться, не обыграть все эти двусмысленные перевертыши и не устроить из репетиций "Отелло" театр в театре? Бобков и художник Леонид Рошко развернулись вовсю. Рябит в глазах от видеопроекций и массовых сцен (актерский курс Бобкова из академии культуры изображает то солдатиков, то живописных венецианцев из "Отелло"). Александр Березин в роли полковника Кинчина суровую шинель меняет на плащ трагика и, вымазав лицо морилкой, начинает предсмертный монолог Отелло: "Прощай, покой, прощай, душевный мир, прощайте, армии в пернатых шлемах..." Ирина Патрикеева (Коля Лебедушкин) из замученного бойца трансформируется в прекрасную Дездемону. И т. д., и т. п. Это наблюдаешь, не ожидая откровений, но вдруг...
Вдруг в спектакле появляется чистый демон. Актер Герман Акимов (и в нем самом, и в его герое капитане Багаеве действительно есть нечто демоническое) возникает где-то на верхних ярусах сложных сценографических конструкций спектакля как самое настоящее дьявольское начало. До полной гибели, всерьез. До цинкового гроба в финале. И с этого появления Акимова-Багаева ясно, что драматург Гладилин написал не просто хорошо придуманную историю про мужское и женское, он драматург-мыслитель, всерьез озабоченный борьбой божественного и дьявольского начал в человеке. То, что режиссер Бобков увидел этот второй пласт пьесы и помимо мишуры фантастической комедии поставил еще и мистическую трагедию, делает ему честь.
Каждый пишет, как он дышит. Особенно Богу
Пьесу современного и очень популярного французского драматурга Эрика-Эммануила Шмитта "Оскар и Розовая дама" в переводе Ирины Мягковой на малой сцене академической драмы начинал ставить очередной режиссер этого театра Михаил Филимонов, завершил художественный руководитель Владимир Гурфинкель. Два этих даровитых режиссера, а также примкнувшие к ним художник Ирэна Ярутис, композитор Леонид Иновлоцкий и хореограф Виктор Панферов, поставили нечто чрезвычайно претенциозное и путаное.
А история, рассказанная в пьесе, простая и трогательная. Оскар - мальчик, умирающий от рака, Розовая дама - медсестра, ищущая для своего маленького пациента выход из отчаяния этих последних дней. Выход находится в том, чтобы каждый из дней проживать как десять лет жизни и описывать эти дни-десятилетия в письмах к Богу. "Письма к Богу. Хроника двенадцати дней" - так был заявлен жанр челябинского спектакля.
Каждый пишет, как он дышит, конечно. Особенно Богу. Но это очень опасная пьеса. Разумеется, она тронет даже каменное сердце (ребенок, смерть, отчаяние ближних и дальних), но как превратить ее в искусство, а не в страшилку и слезовыжималку? Очень легко перейти грань, за которой - территория дурного вкуса. За "Оскара..." схватились многие театры, но лишь об одной постановке писали как о безусловной победе. В петербургском театре Ленсовета эту пьесу играет как моноспектакль Алиса Фрейндлих. "В изображении Фрейндлих история Оскара теряет свойство жестоко-сентиментальной мелодрамы, уснащенной всеми возможными христианскими спекуляциями о необходимости страданий... Получается другое - мужественная притча о достоинстве жизни перед неизбежным концом... Человеку может помочь только другой человек - так рассказывает Фрейндлих, и вот в это я верю" - это цитата из статьи Татьяны Москвиной в "Петербургском театральном журнале".
Проблема не в том, что в труппе Челябинской драмы нет Алисы Фрейндлих. Проблема в тотальном недоверии постановщиков к тем не самым плохим актерам, что играют в челябинском спектакле (Галина Степанова, Сергей Акимов, Татьяна Вяткина, актеры-дети Валера Полунин и Лиза Гребень). Что такое режиссерское доверие к актеру (и кстати, просто умение работать с ним)? Это способность делать актера главным, смыслом и стержнем спектакля, доверить ему в тишине сказать о самом простом и самом важном. В спектакле Гурфинкеля-Филимонова есть все что угодно, но только не это. Есть кучи песка, грозящие исполнителям конъюнктивитом (я понимаю, что песок - это метафора уходящего времени, но реализована она грубо), куча тряпок, громада хорошей музыки (я бы хотел услышать ее отдельно от изображения), актерские беготня, кривлянье и пережим (так уже даже в плохих тюзах про зайцев не играют), страшное эмоциональное напряжение ребенка, никак не связанное с художественными задачами... Когда в сцене смерти песок начинает сыпаться с потолка, наверное, я, зритель, по замыслу авторов спектакля, должен пережить катарсис. Я испытываю сожаление по поводу титанических, но напрасных усилий. Камень не стал хлебом, песок не превратился в слезы.
...В финале грех не вспомнить, что самый значительный спектакль сезона появился вообще-то в Челябинской опере - "Пиковая дама" режиссера Алексея Степанюка и дирижера Антона Гришанина. Подробно о нем пусть пишут музыковеды, я лишь хочу посоветовать театралам ловить те вечера, когда Германа прилетает петь из Мариинки Максим Аксенов. Тогда все сходится, и в зале и на сцене возникает то самое напряжение, вольтовы дуги чистейших страстей, которые и есть приметы настоящего театра.
А челябинский сезон пока дошел только до середины, и впереди немало интригующих премьер.