04-03-98


"Глаза у Андрюшеньки были голубые..."

Несколько лет эта женщина избегала общения, она не могла говорить от потрясения

1. Дорога в армию

Деревенские мальчишки, сверстники Андрея, уходили в армию, а его не брали.

- Мама, почему меня не берут? - недоумевал парень. - Что я хуже других? И школу закончил и профессию получаю...

Мать Андрея, деревенский киномеханик Людмила Вилисна Голоцан, с удовольствием поглядывала на своего первенца: росл, широкоплеч, любое дело в руках горит...

- Придет и твой черед, сынок!

Он рос в обыкновенной крестьянской семье, не хуже любого механизатора пахал и сеял, помогал отцу в поле, и у него совсем не оставалось времени на ребячьи шалости.

- Был у нас небольшой тракторишко-колесник, - рассказывает Людмила Вилисна, - который из-за своей ветхости и поломок больше стоял. Прихожу я как-то с работы, глядь - а трактора нет. Есть большая куча железок, разложенных по двору, и три моих сына - грязные, промасленные с ног до головы из-за этой кучи выглядывают. Это старший Андрей подбил их заняться ремонтом. Я - в слезы, ведь загубили машину, чертенята. А отец хмурится и говорит: "Погодь, мать, с мокротой... Пусть сами и собирают. Может, у этих архаровцев что-нибудь получится..."

И получилось. Неделю мальчишки не выходили со двора, трактор собрали и завели. За ворота выехали. А Андрей докладывает:

- Я же левша, мама. А левой ловчее гаечный ключ держать.

Он был левшой. За это его больно била по руке линейкой учительница в первом классе...

Повестка о призыве в армию пришла в мае 1994 года.

- Служи честно, сынок, - напутствовала мать. - Лучше уж смерть, чем худая слава. Помнишь того парня?

Парня знало все село. Он дезертировал из армии. Вот уже два года, как живет в Клястицком и не смеет выйти на улицу - его дразнят и стар, и млад. Сверстники не подают руки, отвернулись девушки, его не принимают на работу, не выдают документы, то и дело вызывают следователи. Для старинного казачьего села испокон века не было презреннее проступка.

У Голоцанов небольшой саманный домик. За день до отправки братья помечтали, набросали чертеж нового сруба, который они поставят родителям после возвращения Андрея со службы. Не успел призывник закончить и ремонт старенького "Москвича", что отдали ему, законсервировал двигатель и загнал машину под навес. Всего-то на два года! До возвращения.

2. Где ты, Андрюша?

В декабре 1944 года из военной части N 21005 от Андрея пришло письмо.

"...Мама! Служу под Кемерово. Мотострелок. Форма красивая. Все хорошо. Кормят, как в ресторане... У каждого вилка, ложка и нож. Пришли, пожалуйста, побыстрее посылку: сгущенку, тушенку, домашних булочек, конфет и конвертов, сигарет еще наших, челябинских. Мама! Мама! Пожалуйста, быстрее..."

Больше писем не было.

...Ее встревожило это "быстрее". Посылку отправили немедленно.

А еще через несколько дней Людмила Вилисна рассказала мужу сон (уже шли бои в Грозном):

- Сын наш убит... Валяется около большого дома. А неподалеку его товарищ тоже мертвый лежит...

- Ты чего, мать, спятила? - опешил Сергей Адреевич. - Да разве ж пустят таких сопляков в бой! В Кемерово он служит...

18 января 1995 года супруги Голоцан заказали переговоры с сыном. На почтамте попросили прийти через неделю, дескать, часть секретная - время телефонной связи требуется согласовать.

Людмила пришла через неделю. Весь день до позднего вечера с остановившимся сердцем ждала заветного: "По вызову из Кемерово..."

Но услышала другое:

- Ваш сын не пришел на связь...

На родительский запрос никто из части не ответил.

А кадры по телевидению из Чечни, фото в газетах - одни страшнее других. Людмила в слезах не выходила из церкви, ставила свечи за здравие и упокой...

А потом пришла знакомая девушка сына.

- Тетя Люда, меня в военкомате пытали: приезжал ли домой Андрей? Пишет ли он письма? Краем уха от военкоматчиков услышала, что он - дезертир и без вести пропавший...

И опять Людмила всю ночь не спала. Самым ранним автобусом приехала в город, в военкомат.

- Где мой сын?

- В части...

- Почему за нашими спинами о нем расспрашиваете и называете дезертиром? Видите, как он армию в письме хвалит. Отчего бежать? Да и не было у нас в семье беглецов.

- Наверное, ваш сын в Абхазии. Сделаем туда запрос.

По селу поползли слухи: "Андрюха Голоцан то ли погиб, то ли в бегах..." Бабы, смахивая слезы, с участием смотрели на Людмилу, а она не видела и не слышала ничего. Страшные дни, мучительные, как дикий бред, бессмысленно текли один за другим. И ни на минуту не было душе покоя.

Через два месяца пришла назад из части та самая срочная посылка. На крышке приписка: "Выбыл из части." И больше ни слова.

И вдруг в газете "Советская Россия" от 4 февраля 1995 года в статье "Матери ищут сыновей" Голоцаны прочитали, что гвардейская мотострелковая часть 21005 полностью разгромлена в Чечне...

- Неправда! - разъярился муж Людмилы Сергей Андреевич. - А может, он раненый, искалеченный... без рук, без ног в госпитале лежит и, чтобы обузой не быть, от родителей отказывается?

И опять была церковь, молитвы до беспамятства, свечи за здравие и упокой. Пресвятая Богородица смотрела на Людмилу сквозь кадильный дым, и в ее прекрасных глазах стояли слезы.

Голоцаны дозвонились до комитета солдатских матерей Кубани. Через три дня им сообщили по телефону:

- Ваш сын жив и здоров. Находится в части!

- Повторите, - не поверила свои ушам Людмила.

- Ваш сын жив и здоров.., - снова сказали в трубке. - А чего вы плачете, мамаша? Вам радоваться надо! Поздравляем вас!

- Это не я, - залилась слезами Людмила, - это моя душа плачет...

В селе радовались за Голоцанов, рассказывали больше, чем знали родители.

- Вы слыхали, сказывают, Андрюха-то их не дезертир, а герой! При руках и ногах, и с медалью на груди! А вот то, что адрес военкоматчики скрывают, так потому что Андрюхина часть шибко секретная...

Сергей Андреевич, человек уравновешенный и спокойный, с жаром уверял жену.

- А я тебе то говорил? Конечно, он раненый, а сейчас на поправку идет.

Людмила не знала, кому верить, а ночью, как беспощадная болезнь, к ней приходил только один сон.

...Андрей в каске и бронежилете поднялся в атаку, а из оконного пролета через дорогу в упор беспощадный огонь чужого пулемета...

Утром в саманный домик Голоцанов постучала соседка:

- Люда! На железнодорожный вокзал гроб привезли. Говорят, что в нем твой Андрей...

На вокзале подтвердили:

- Был груз "200", но он не ваш. Приезжали родители из поселка ГРЭС, опознали и забрали...

Здесь же безутешно рыдала другая мать:

- Им хорошо, их сыночек целенький, а от моего... горстку пепла наскребли в танке!

Через несколько дней звонок из военкомата:

- Есть неутешительная телеграмма.

Людмила выпила десять таблеток валерьянки и приехала. Ничего не понимая, читала и перечитывала сухие казенные слова, датированные 20 февраля 1995 года: "Командование части 21005 просит оказать помощь в направлении родственников С. Голоцана в 1602-й окружной госпиталь Ростова-на-Дону на опознание сына..."

Ее муж упрямо твердил.

- Не бойся, живой он! Хоть и без рук, без ног, а все равно сыночка опознаем... Едем в Ростов!

3. И настал ад

Утро. Проходная штаба Ростовского госпиталя. Дежурный офицер глянул в алебастровые лица отца и матери. Нервно закурил и долго рылся в документах.

- Ну чего вы психуете, родители? Да жив Голоцан, но дезертир!

- Позвольте, мы из части 21005, - два капитана, зашедших на проходную, предъявили удостоверения. - Мы приехали за Андреем Голоцаном и Эдуардом Муртазиным, которые погибли в бою... Это же наши ребята!

Дежурный офицер ошалело смотрел то на одних, то на других и... не знал, что делать.

- В 9 утра для первой партии прибывших родителей откроют рефрижераторы "трупного городка", - наконец, нашелся он. - Сходите, поищите. Может, найдете кого среди неопознанных...

И выписал всем четверым пропуска.

Четыре серебристых вагона-рефрижератора стояли в тупике железнодорожной ветки огороженного сеткой-рабицей "трупного городка". Первая зелень, птичий гам, часовые, палатки, мощный гул холодильных моторов, вдоль вагонов разбросаны медицинские резиновые перчатки. А сопровождающий офицер из госпиталя все наставлял и наставлял группу родителей.

- Без паники... В вагонах минус двадцать. Следите друг за другом, чтобы кто-нибудь из вас не упал и не замерз. У кого неважное сердце, лучше не заходить! Женщины, выпейте успокоительного побольше. Мужчинам рекомендую выпить по стакану водки...

Людмила выпила сразу двадцать таблеток валерьянки, а когда отодвинули дверь, и жуткий густой запах распада ударил в лица, высыпала в рот еще полпачки таблеток.

- Мы ходили будто сами насмерть промороженные, - вспоминает Людмила, - еле-еле шевелили ногами. И не плакали. А вокруг наши мальчики без рук, без ног, без голов. У кого-то сняты скальпы, у кого-то вспороты животы, посеченные осколками, прошитые очередями... Никто никого не нашел.

Во втором вагоне было темно, и родителям дали керосиновые лампы или фонарики.

- Я долго стояла у одних носилок, - продолжает Людмила, - и все боялась отдернуть голубенькую заскорузлую от крови простыню. Большая натруженная рука в мазутных мозолях, - как у механизатора, на запястье клеенчатая бирка с надписью "неизвестный". Грязный, крепкий, широкоплечий... Сколько бы он, наверное, работы на земле наворотил! Сапоги 44-го размера... Нет, не мой!

...На входе в третий вагон сидел обугленный мальчишка и смотрел на нас пустыми глазницами. Ноги, косточки рук будто на рычагах БМП. Сергей Андреевич все не отходил от него, перепачкался трупной сажей.

- Вроде, на нашего походит... А что маленький, так это его так от огня скукожило...

Смотрю на мужа и не верю своим глазам, только в книжках про такое читала... Волосы у него седые и дыбом стоят. А ведь вошел в третий вагон черноволосым!

На носилках справа валенок... Из него торчит белая кость, кусок мяса и обрывки камуфляжа. Все, что осталось от солдатика. И слева куски, человеческий уголь...

Четвертый вагон совсем не открывали. Сказали, что там одни куски вперемежку навалом лежат. И ни какая мама родная там не разберется! Их решили вместе в братской могиле захоронить.

Муж опять в третий вагон полез.

- Там Андрюха...

Ходил и щупал. Опять обугленного смотрел. А я во второй заторопилась, сердце подсказывало, там он, родненький. Но не успела, двери закрывают, а старший офицер кричит:

- Выходите! Все выходите! Вы в шоковом состоянии и сейчас уже никого не найдете... Сходим в столовую, пообедаем, потом - в "трупный городок", в гробах и на полках поищем. А в два часа дня снова рефрижераторы откроем!

Какая столовая? Наши дыхания, одежда жутко смердили. Некоторых тут же тошнило.

В те первые часы поиска повезло лишь матери и сестре Эдика Муртазина, погибшего с моим сыном в один день. Они нашли его останки. До сих пор в памяти та картина...

Солнце, перепархивают воробьи, а на траве носилки с кровавым месивом. Мы поддерживаем мать Эдика, а она, как гранит, холодная, стеклянный недвижимый взгляд. У Риты (сестры Эдика) на руках резиновые перчатки, на простыне она неторопливо складывает по частям голову брата.

- Так... так, хорошо... Челюсти есть, и правое ухо... вот оно. А где нос?

Рита - хирургическая сестра. Вдруг она вытягивает из косточек христианский крестик.

- Нет, не мой брат! Мой же мусульманин...

- Ваш, - дышит мне в затылок перегаром сопровождающий полковник. - Это настоящий Муртазин. Видите, все бирки совпадают. А крестик... Это наш батюшка 7 января всех ребят перед боем разом окрестил. И православных, и мусульман... Солдаты не возражали.

Тут меня солдатик, что при рефрижераторах служит, окликнул:

- Мамаша, видел я труп с фамилией Голоцан. Где-то здесь он. Фамилия редкая, вот и запомнил...

Я сразу в панику: а вдруг кто моего Андрюшу по ошибке увез?

Рита услышала наш разговор, перчатки сняла и кивает на носилки:

- А вдруг и это не Эдик? Мы с мамой опять сюда после обеда придем. Другого поищем, более похожего...

Людмила продолжает.

- После обеда всю нашу группу из двенадцати родителей в штабе "трупного городка" собрали, а судмедэксперт папки личных дел принес. Смотрим, в одной лоскуты камуфляжа, на них шариковой ручкой: "А. Голоцан", "А. Голоцан". - Это на убитом написал лейтенант, который был в бою с вашим сыном. Его тоже позднее ранили, - говорит судмедэксперт. - Теперь надо лишь установить, какому трупу принадлежит эта одежда?

Стали сличать фото и рефрижераторные трупы, заснятые на пленку. Включили компьютеры.

Остановились на одном.

- Нет, - говорит муж, - у нашего волосы светлые, а у вашего - как смоль.

- В копоти, - говорит судмедэксперт.

- У нашего нет наколок на руках, а у вашего на пальце солнце выколото...

- Хороший знак, - говорит полковник. - "Солнце" означает, что он в кругу друзей. Видел я, как перед штурмом Грозного пацаны таким образом себя метили...

- Свежая наколка, - говорит судмедэксперт. - Ей не больше месяца. Могу точно определить.

- Бросьте, Голоцаны, - говорит Рита Муртазина. - Лоб, нос, весь профиль - чисто голоцановский!

- А где шишечка на правой скуле? - вдруг вспомнил мой муж. - Он год назад с нашим сельским парнем подрался. У вашего шишечки нет...

- Есть шишечка! - говорит судмедэксперт, прокручивая компьютер. - Шишечка на правой скуле. Как раз прошлогоднего формирования...

У мужа в первый раз слезы потекли.

- Не верю!!! Живой он, и от нас, родителей, отказывается...

Ко второму заходу, после "обеда", нас с Муртазиными убедили: мы счастливчики - стопроцентно это наши сыновья.

И опять второй вагон. Вынесли размозженного Эдика и наши носилки, покрытые голубой заскорузлой от крови простынью.

При свете дня муж сразу признал Андрея, по рукам в черных мозолях. Потом уж мы узнали, что он стрелок-наводчик новенькой БМП до последнего боя помогал водителю регулировать мотор.

А я - не верю. Почему незнакомый оскал на лице?

- Все нормально, - говорит полупьяный подполковник. - Оскал мы им специально делаем, уже мертвым. Очень многие только по зубам и узнают... Огонь зубы не трогает и тлен их не берет.

Стала сыну голову мыть, а под копотью - его волосы. Но почему седые!?

- Значит, того... всякого успел повидать мальчишка, - ответили офицеры и отвернулись.

Поставили "наши" носилки, а тут же мать из другой партии на моего сына упала:

- Сразу узнала! Это мой сыночек, Юронька!

- Не Юронька, а Андрей! - кричу я, обхватив голову сына.

А Юронькина мать за ноги "сыночка" тащит. Чуть не подрались мы с ней в тот миг.

- Ой, люди, помогите! Сыночка моего отбирают!

- Нет, бабы, - это не ейный трупик, а моего сыночка... Гляньте, точь в точь моя родинка на левой щеке!

Три часа не отходила от Андрюшеньки - боялась, что сыночка сопрут. Вмешались офицеры, сказали, что охрану поставят.

Глажу сына и опять не верю:

- Глаза у Андрюшеньки были голубые, а эти - тусклые...

- Все нормально, сказал полковник, жуя резинку. - Это ваш родной сын, компьютером установленный. А насчет глаз, извините, их нет, они просто вытекли...

...В тот день мы были счастливы вместе с Муртазиными. Остальные родители нас поздравляли и... плакали. Чего же не радоваться, нашли сыновей! В первый же день! А ведь остальные, что в вагонах лежат, неопознанные, пропавшие без вести - все до единого считаются дезертирами... Это мне полковник и генерал, что луком закусывали, подтвердили. Когда люди обессилили, они объявили:

- Кто сегодня не опознал детей, ждите до завтра. Еще придут рефрижераторы, там и поищете!

Ночью нас с мужем до беспамятства рвало. Из носа и рта шел трупный запах. А 19-летняя Рита Муртазина, хирургическая сестра из Уфы, приказывала нам:

- Водки! Выпейте водки! Забыла вас предупредить. Это поможет.

Но никто не выпил ни капельки.

Что же случилось с сыночками?

4. "Мама, помоги!"

Совершенно случайно встретили в госпитале того самого раненого лейтенанта (Людмила сейчас не помнит его имени), командира Андрея. Вот его рассказ.

- По чьему приказу нас завели в эту ловушку? Зажатые в улице, подожженные с обоих концов, горели наши танки и БТРы. Из окон и полуподвалов многоэтажных домов чеченцы били в упор из гранатометов. Сколько же их было! Наши ребята вываливались из люков горящими факелами и, катаясь по асфальту, крыли жутким матом и поливали из автоматов во все стороны, кто-то кричал: "Мама!". Кто-то от огня взрывался на собственных гранатах.

Из девятиэтажки напротив расстреливал наступающую роту крупнокалиберный пулемет. Парни падали - не помогали бронежилеты.

Приказ: "Уничтожить пулемет!" я отдал Андрею и его товарищу Сергею. В атаку они пошли вместе под прикрытием наших уцелевших автоматов. В огне и жутком чаду. Сергей в каске и бронежилете только поднялся и... рухнул. А Андрей расчетливо бил коротими очередями, бежал от прикрытия к прикрытию, пересек асфальт дороги, ринулся, было, в подъезд и... упал сраженный очередью сверху. Мне показалось, он крикнул: "Мама, помоги!"

А сверху, в перерыве между очередями и грохотом, ржал и безнаказанно скалил бородатую рожу боевик.

- Мать вашу!!!

Я никогда так больше не жалел, что рядом не было снайпера.

Больше никого не посылал в атаку, хотя и на меня орали по рации: "Давай, давай, сукин кот!!! Продался чеченам!"

Мотострелковая рота была уничтожена за четверть часа. Догорали пацаны, чадили танки и БТРы. Сергея и Андрея мы вынесли только через четверо суток. Безнаказанно и без промаха били чеченские снайперы. Оба солдата оказались без документов. Их, видимо, ночью изъяли боевики. Ведь за каждый российский армейский билет налично платят большие доллары...

...Эдуард Муртазин (и его двенадцать товарищей - А.С.) воевали удачнее. Но в поздний вечер они решили выспаться. Один раз за четверо суток беспрерывных боев. Тайно прокрались в подвал "чеченской" девятиэтажки. Здесь и накрыла их тяжелая авиабомба. Спящими.

Спустя две недели мы отбили девятиэтажку, завоеванную за несколько жестоких боев, растаскивали ее танками. Ну и раздавили тела погибших ребят...

- Мы их поминали, - продолжает лейтенант. - Через девять дней сделали специальную вылазку и... девятикратным залпом по чеченцам из гранатометов! Дали жару... А потом отметили сорок дней - изо всех видов оружия по их позициям. Чертям не позавидуешь, горели земля и небо!

5. Груз "200"

У Людмилы нашлись силы. Несколько часов она просидела в морге и смотрела, как готовили к отправке "опознанных".

Сначала труп укладывали в деревянный гроб, потом - в цинковый (где можно было угадать лицо, там оставляли оконце под плексиглазом) и запаивали. Цинковый саркофаг помещали в прямоугольный деревянный ящик со стружками. Получался груз "200".

- Почему покойники в сандалиях? - спросила Людмила.

- Потому что на всех не напасешься обуви, - ответил пьяный подполковник. - Желаете, покупайте хоть жениховский костюм и штиблеты. Нам все равно в чем запаивать...

Голоцаны купили на толкучке добротные армейские ботинки, одели на сына и запаяли. За деньги вымыли и уложили в гробы еще нескольких ребят... Сколько денег хватило. И на "черном тюльпане" ушли в полет. Ростов-Томск-Курган-Челябинск-Уфа - таким стал их гробовой рейс с грузом "200".

- Нас встречали люди в шинелях, - рассказывала Людмила. - Они жутко скрипели зубами и... плакали. Никогда в жизни не видала столько мужских слез!

Но больше помню того солдатика из рефрижераторного морга. Худенький, малый - он не курил, не пил водку. Когда переодевался, увидела на сгибе руки исколотые вены... Он все время крестился и... просил у Бога прощения. За всех.

6. Мальчишки, мальчишки...

Над могилой, заваленной венками, коротко и сухо хлобыстнули автоматные очереди траурного салюта. И в небе над деревенским погостом черными тряпками закрутились грачи. Очень рано в том году они вернулись с зимовий. Все село провожало Андрея. На 51-й день после своей смерти он с воинскими почестями был предан земле. Солдат, погибший в атаке, до недавнего дня числившийся в черном списке дезертиров.

У его гроба упала и сошла с ума мать Людмилы, крепкая и совсем еще не старая женщина. Спустя несколько месяцев ее похоронят недалеко от внука.

Полтора года после смерти сына не могла ходить и Людмила, у нее пропадали зрение, обоняние и слух. Спустя месяц после похорон она по ошибке приняла мочевину за пищевую соль. Попробовала ее сама, насыпала своим коровам в кормушки. Хозяйку кое-как отходили, а коров не спасли.

У ее мужа, кряжистого и сильного человека с несокрушимым здоровьем, вдруг один за другим выпали все верхние совершенно здоровые зубы. Врачи дивились и разводили руками, потом кто-то из них предположил, что такое возможно только от сильнейшего потрясения. Сам Сергей Андреевич ничего не рассказывал, только смущенно покашливал.

- Наверное, к жизни меня вернул Саша, мой средненький, - продолжает рассказывать Людмила Вилисна. - С десяти лет он пристрастился дневать в вертолетной части, что стоит на бугре неподалеку. Таскал солдатам с огорода морковь, огурцы и помидоры. В 13 лет получил официальные документы парашютоукладчика (в парашютную секцию принимают строго после 16 лет - А.С.) И сразу решил прыгать. Не стала перечить, дала расписку, что разрешаю первый прыжок.

...Я стояла тогда в зимнем огороде, забыв накинуть платок. Знала, с какой партией он уйдет в небо, каким по счету покинет борт.

И увидела. Приземлился неуклюже. Купол его еще проволок. Когда домой прибежал, ревела белугой, руками щупала - целый, неполоманный?

Через неделю после похорон Андрюши Саша впервые пропустил прыжки.

- Ты чего? - спрашиваю.

- Мама, не хотел тебя расстраивать...

- Выходит, от друзей отстал?

- Ладно, догоню.

И опять, забыв про все дела, смотрела, как мой средненький черной точкой валится из-под облаков, к земле.

Все ничего. Можно дальше жить. Дима, самый малый, в девятом классе. Саша, прыгун мой поднебесный, - курсант высшего военного училища летчиков в Уфе. А муж - все молчит. Больше курит и курит, и все ходит по избе...

Я - тоже ничего, оправилась. Но плачу по ночам, когда все спят. Правда, кошки ходят по мне и слезы слизывают.

Уже столько лет вижу один и тот же сон.

...Будто хожу по дорогам, летаю на самолетах, езжу в поездах, и все ищу в разных странах... Покойники, покойники. Но нет среди них моего Андрюшеньки. Он где-то живой, голубыми глазами на солнце брызжет. А волос почему-то седой, как костровый пепел...

7. Заметки для размышления

Во-первых. Извещение о смерти 18-летнего Андрея Сергеевича Голоцана, "...гвардии рядового, выполнявшего боевое задание и верного присяге, проявившего стойкость и мужество, погибшего 7 января 1995 г." было вручено родителям Троицким военкоматом после похорон героя. 28 февраля 1995 года.

Во-вторых. В деле N 42 Троицкого военкомата до сих пор хранится телеграмма из в/ч 21005, где служил А. Голоцан, датированная... 14 января 1995 года. Она говорит: "... ваш сын погиб смертью храбрых, верный воинской присяге..."

25 января 1995 года бывший военный комиссар, полковник В. Олариу списывет этот документ в дело N 42. И ни слова родителям, разыскивающим сына!

В-третьих. Рассказывают, уже после чеченской войны одни из состоятельных родителей Клястицкого "откупили" своего сына от службы в армии. Он ходил по селу, а вслед ему смеялись и плевали старики и дети, девушки отводили глаза. Парень не долго терпел пытку. Сам пришел в военкомат: "Заберите!" Он честно отслужил и вернулся домой. Обыкновенный хороший парень.

И в последних. В апреле 1995 года (в год 50-летия Великой Победы) Людмиле Вилисне... стыдливо отдали сыновий орден Мужества. В раздевалке Троицкого военкомата...

Анатолий СТОЛЯРОВ.

(Наш корр.).

Троицкий район.

НА СНИМКЕ: новобранцы прибыли в часть, слева - Андрей Голоцан.

Фото из семейного архива.