04-06-03
Нина ЧИСТОСЕРДОВА
Челябинск
Оля с дедушкой как раз позавтракали и собирались на дачу, когда раздался этот злополучный звонок в дверь. Три человека стояли на пороге.
- Мы забираем Олю! - объявили они решительно.
Девятилетняя девочка сжалась в комочек:
- Деда, я не хочу! Я там опять буду плакать.
68-летний, плохо видящий Иван Сергеевич растерялся:
- Кто вы? Что случилось? По какому праву отбираете ребенка? Ведь мы уже год вместе...
Он пытался загородить собой Олю. Но ей уже скомандовали одеваться и торопили на выход. Тут-то Иван Сергеевич и услышал:
- Мы - комиссия социально-реабилитационного центра. А вот вы кто? Ни про какого мужа не знаем. Если с Олей что-то случится, мы все полетим с работы. Приедет Нина Михайловна - с ней и будем разбираться.
Эта история случилась с одной из лучших семейно-воспитательных групп Челябинска. Два года назад мэр принял распоряжение о воспитании бездомных детей в семье. Четыре социально-реабилитационных центра города, куда привозят маленьких бродяжек, нищих, сирот при живых родителях, получили право отдавать ребенка в семью и даже платить зарплату таким родителям.
Нина Михайловна Семенова одна из первых обратилась в приют. Она - педагог с 25-летним стажем. Внуки живут далеко, в Москве. А потребность любить, давать тепло осталась. Сын говорит: "В ней еще столько нереализованных материнских чувств!" Чтобы заполнить этот вакуум, она и уговорила мужа взять на воспитание девочку.
- После долгих колебаний я согласился, потому что видел: ей это просто необходимо, - говорит Иван Сергеевич.
В центре же очень радовались такому семейному воспитателю:
- Она - педагог, все характеристики замечательные. Кроме того, в семью обычно стремятся взять малышей или хотя бы дошкольников. Нина Михайловна соглашалась на взрослую девочку.
Но на десятилетнюю Гулю, которая так нравилась Нине Михайловне, пришла путевка в коррекционный интернат. И ей предложили восьмилетнюю Олю.
Гаврошем в юбке называли эту своенравную девчушку со страшной судьбой. Как попала в Челябинск донская казачка из Ростова, теперь уж не узнаешь: Олиной мамы нет в живых. В графе "отец" - форма N 25, то есть записан со слов матери. Родственников не обнаружено. А сама Оля была задержана за бродяжничество - обитала в карьерах парка с бомжами, причем не один год. Восьмилетний ребенок по своему развитию был на уровне четырехлетнего: она не умела не только читать, писать и считать, но даже не выговаривала большинства слов. Зато ненормативной лексикой владела виртуозно. И характер был сквернейший, истеричный. Заставить ее делать что-то было почти невозможно. "Не хочу!" - визжала она, стуча кулачками по столу, и начинался рев.
За год в приюте она, конечно, чуть пообтесалась, научилась считать, выучила буквы и слоги. Но безоглядное упрямство и стремление верховодить во всем - куда их денешь? Вот такую дочку взяла в свой дом Нина Михайловна чуть больше года назад, 6 мая. Родные, друзья, знакомые, конечно, были в шоке. А эта бесстрашная женщина совершила еще один сумасшедший поступок, который ни у кого в голове не укладывается, - поехала за Гулей: "Я же ей обещала!"
Прелестная грациозная башкирочка Гуля - полная противоположность Оле. Тихонькая, ласковая, очень ответственная, она была любимицей центра, во всем помогала воспитателям, девчонки в ней души не чаяли. И надо ж было такому случиться: путевка в интернат пришла на нее накануне дня рождения.
- Мы накупили подарков, сладостей, - рассказывает Нина Михайловна, - и поехали с Олей поздравлять Гулю. А в приюте ее нет - перевели в специнтернат. Нашу умницу, красавицу - к дебилам! Я представила, каково сейчас Гульке в этом чужом незнакомом доме. И душа оборвалась...
Вместе с воспитателями центра она поехала на другой конец города. Был сончас, Гулю разбудили. Она бросилась Нине Михайловне на шею и зарыдала, не замечая никого.
Ребенок этот, как стойкий оловянный солдатик, противостоял таким ударам судьбы - не каждому взрослому по силам. Она жила с матерью в общежитии. Запивая, женщина начинала торговать собой, пыталась и дочерью. Семилетнюю девочку соседка отбила у озверевшего мужика. Мать ударилась в бега. А Гуля осталась жить самостоятельно, воспитывая братишку. Детей подкармливали кто чем мог. При этом полуголодная девочка умудрялась ходить в школу. Ни слез, ни жалоб ее не видел никто.
Детей забрали в социально-реабилитационный центр, лишив мать родительских прав. Напившись в очередной раз, она вдруг явилась туда скандалить.
- Никогда не приходи больше. Мне стыдно за тебя! - сказала ей дочь.
Но в интернате в первый раз Нина Михайловна видела Гулю плачущей, тем более отчаянно, навзрыд. И она не выдержала: попросила отдать ей девочку на каникулы.
У Семеновых есть домик в деревне, рядом озеро. Нина Михайловна увезла Гулю и Олю туда на все лето, обманывая себя и своих близких, что берет только на три месяца, чтобы отдохнули на природе, окрепли на парном молоке и твороге.
Такого трудного лета у нее еще не было в жизни. Каждый день ее ждало сражение с маленькой ленивой упрямицей. Оля ничего не привыкла и не хотела делать. А больше всего она ненавидела уроки. Но ведь ее нужно было готовить к школе. И потому каждый день со слезами, истериками Оля садилась за книгу.
- Гуля стремится к знаниям, хватает их на лету. Ольга, наоборот, слышать ни о чем не хочет, все воспринимает в штыки. Просто мучительные усилия требуются, чтобы сдвинуть ее, заставить думать, работать, - рассказывает Нина Михайловна. - Мы в семье это ее упрямство в шутку называли "рогами".
Сколько литературы проштудировала Нина Михайловна, к каким только специалистам не обращалась за советом и помощью. Ей говорили: "Будьте построже, не позволяйте ребенку садиться вам на шею". Но она считала: только любовью можно что-нибудь повернуть. Гуля давно называла ее мамой и была ей первой помощницей во всем. А Оля...
- Нет, Нина, не по силам тебе, видно, этот орешек. Придется возвращать ее в приют, - не выдержал, наконец, Иван Сергеевич.
Лето было на исходе, и она решилась на последний разговор с дочкой после очередного взрыва:
- Оленька, я не справляюсь с тобой. Ты не хочешь помочь мне - значит не хочешь жить с нами. Зачем же мне заставлять тебя насильно?
Летний загар не мог скрыть, как вдруг побледнела Оля. В первый раз прижалась к Нине Михайловне, обняла за шею.
- Никогда, слышишь, никогда не отдавай меня, мама! - прошептала она ей на ухо и заплакала.
Долго они тогда сидели обнявшись, наревелись обе. Так отпали, отвалились пресловутые Олины "рога". Словно что-то повернулось в ребенке, открылось навстречу доброму, хорошему.
Я листала ее образцовые тетрадки, где чуть не на каждой странице написано: "Молодец!" Говорила с ее классным руководителем: хороший, послушный, контактный ребенок, в школе нет никаких проблем. Вот и годовой диктант Олечка написала на "отлично".
Наверное, это какая-то ошибка, сказали мне в хорошей школе, где учится Оля, ведь в личном деле этого ребенка стоит страшный диагноз: дебилизм.
Нина Михайловна совершила чудо, даже не подозревая об этом. А вот с диагнозом Гули она боролась не один месяц, в разных инстанциях доказывая, что никакой задержки психического развития у этой девочки просто не может быть. Наконец, она привезла Гулю в МППК - специализированный центр на Шершнях. И представительная комиссия специалистов была просто очарована девочкой и официально сняла диагноз.
- Что вы хотите, - говорили мне в приюте, - семья тем и хороша, что ведет штучную работу. И второе: ребенок учится в нормальной школе и подтягивается сам. С педагогической точки зрения, у нас нет никаких претензий к Семеновой. Но как семейный воспитатель она не состоялась и была уволена.
то же такое ужасное могла совершить эта женщина, столько сделавшая за один год для двух своих новых дочек? В апреле Нина Михайловна на недельку собралась в Москву к внукам. Хотела и Оленьку взять с собой - похвастать прехорошенькой сообразительной девочкой, показать ей столицу. Но не получилось с деньгами. И она, устно предупредив классного руководителя, уехала одна, поручив девочку мужу.
Иван Сергеевич остался хозяином на два дома. Бросить хозяйство в деревне, где живут кошки, собака, куры, где пора копать огород, он не мог. Вот и ездили они с Олей на Смолино и обратно, вечером узнавая домашнее задание по телефону.
На третий день после отъезда Нины Михайловны "добрые" люди позвонили в социально-реабилитационный центр:
- Ребенок не посещает школу!
Заместитель директора центра позвонил Семеновым - трубку взял "неизвестный мужчина". Тогда немедленно созданная комиссия выехала на место и изъяла ребенка, вернув Олю в приют. А потом составила акт о том, что семейный воспитатель Н.М. Семенова покинула свое рабочее место, не поставив в известность руководителей центра, доверила ребенка неизвестному мужчине. Совершила прогул. За что соответственно и была уволена.
Фарс какой-то, скажете вы. Да только он целиком и полностью соответствует букве закона. Ведь Нина Михайловна действительно была оформлена как воспитатель центра и получала за это 750 рублей плюс деньги на содержание Оли (еще две тысячи). И никто, собственно, ни разу и не поинтересовался, есть ли у нее муж и кто он. Хотя живут они с Иваном Сергеевичем вот уже 20 лет, да и в автобиографии Семеновой четко сказано, что она замужем.
- Муж там, сожитель или кто еще - это не наше дело, - с готовностью пояснил мне завуч центра. - Представьте, вы отдали ребенка в садик, приходите за ним вечером, а воспитателя нет - там сидит ее муж. Вам бы это понравилось? Вот и мы несем ответственность за жизнь и здоровье ребенка.
Нина Михайловна в Москве заболела и вернулась домой лишь через три недели. В отчаянии бросилась она в центр:
- Пусть я виновата - накажите меня, лишите денег, объявите выговор. Но почему вы наказываете ребенка, лишая Олю дома, семьи?
В ответ она услышала, что Олю ей больше не отдадут, группа закрыта, она уволена: "Вы для нас теперь никто!"
Она позвонила в редакцию, как в бреду: плакала, ужасалась, просила помощи, хотела пойти в суд...
- Всех на ноги поставила! - возмущались руководители центра. - А у Оли и стресса-то особого не было - наши психологи с ней работают. Ситуация под контролем. Между прочим, это был не первый сигнал по поводу Семеновой...
Что тут сказать? Менталитет у нас, что ли, такой: умеем сочувствовать, сопереживать несчастью. А вот соседское счастье, успехи ближнего переносим с большим трудом. Много раз мне приходилось писать о приемных семьях. И не было случая, чтобы не отыскались "добрые" люди, готовые подсказать детям: "Родители-то у вас не родные!" или, того хуже, объяснить, какая ими движет корысть. Одну семью, взявшую из дома ребенка троих малышей, прямо обвиняли: "Завод денег не платит, так вы их теперь так добываете!" Хотя с начала опеки прошло десять лет. Другую пару, взявшую в свою семью пятерых племянников после гибели их родителей, подозревали в желании захватить большую жилплощадь. А еще с одного несчастного опекуна требовали справку о его сексуальной ориентации. Вот и в случае с Семеновой немало людей понимающе крутят пальцем у виска и охотно доносят о каждом мнимом просчете воспитателя: ей же за это деньги платят! Ну, ладно, платили за Олю. А вот Гулю Нина Михайловна с первого дня берет из интерната абсолютно бесплатно. Мечтает только об одном: перевести способную девочку в нормальную школу, дать ей будущее.
Ведь и у нее самой очень непростая судьба. В войну их семью эвакуировали из Москвы в Миасс. Мама с тетей валили лес - строили автозавод. Папа не вернулся с фронта. Нине было 13, когда от порока сердца умерла мама. Тетя не отдала девочку в детдом, хотя работала день и ночь в литейке - фотография мастера не сходила с доски почета. Она одна подняла и вырастила Нину, дав ей еще и музыкальное образование.
Студенткой она вышла замуж, влюбившись с первого взгляда. У мужа была шестилетняя дочка, которая обожала мачеху. "Когда я вырасту, буду такая же красивая, как ты!" - говорила она ей. Но в 23 года умерла от опухоли мозга.
В память об этой девочке, в благодарность тете Нина Михайловна делает то, что считает своим долгом.
Но вернемся к судьбе Оли. Выход из положения в центре нашли, прямо скажем, нестандартный. Обвинив Нину Михайловну во всех грехах, ей предложили... стать опекуном Оли.
Она и обдумать все толком не успела. С сомнением говорила мне: "Разве нам с Иваном Сергеевичем по силам, по возрасту такая ответственность?" Да и денег как опекун она будет получать значительно меньше. Но другого выхода ей не оставили: даже на воскресенье она теперь не могла взять Олю домой. Они виделись лишь внизу, в холле, при посторонних людях. И Оля все твердила одно: "Когда ты заберешь меня, мама?"
Нина Михайловна не выдержала этого месячного кошмара - она была согласна на все, лишь бы ей вернули девочку.
Сегодня они вновь вместе. Оля снова, как настороженный зверек: упряма, агрессивна, впервые пожаловалась мне Нина Михайловна.
- Я просто устала бояться, - вздохнула девочка, - что меня больше никогда не пустят домой.
(Все имена в материале изменены - семье нужно жить дальше).