04-08-01
Михаил ФОНОТОВ
Челябинск
Мой город
Два года я везде и всюду ношу с собой фотоаппарат. То ненароком, то, если выберу время, нарочно ловлю в рамке видоискателя виды города, в котором живу. Я давно хотел придумать жанр, в котором слово и снимок, переплетясь, обогащали бы друг друга. Может быть, мне удастся это в серии "Мой город". Признаюсь, в Челябинске я искал "краснуху". Нет, в своем городе я и от "чернухи" не отказываюсь. Все мое. Одно радует, другое печалит. Но мне кажется, что увидеть черное легче, чем белое. И я думаю, что спасение надо искать не в темном, а в светлом.
Сквер у театра оперы и балета. Лучший сквер в городе. Правда, деревья в нем, особенно ивы, стары, однако место тут еще старее.
Это самое "утоптанное" место в Челябинске.
Увидеть бы этот берег Миасса, например, в 1735 году, когда геодезист И.Шишков нанес на ландкарту "бор Селябской" и речку Селябку. Почему-то мне кажется, что тут, у коричневой стены соснового бора, среди редколесья зеленели травяные поляны. Может быть, стояли башкирские юрты, паслись кони. Башкиры наверняка издавна летовали здесь.
Восемь белых колонн и треугольник фронтона на них - торжественный и приветливый, мощный и легкий, земной и небесный портик театра оперы и балета. Портик - это, проще сказать, крыльцо. Десять ступеней поднимают к колоннам. За колоннами три двери в обрамлении красного гранита. Над тремя дверьми пять больших полукруглых окон, каждое с сандриком-фронтончиком наверху, пилястрочками по бокам и балюстрадкой понизу. Между окнами на стене шесть пилястр - будто тени шести колонн. Что еще? Два чугунных фонарных столба у крайних колонн и четыре бра у дверей. На колоннаде фронтон с гербом, стягами и музыкальными инструментами на тимпане. Под карнизом фронтона пятьдесят два зубчика, а вдоль них поясок мелких-мелких сухариков. На вершине фронтона арфистка, а по краям - кто?- певец и певица?
Города мира украшают тысячи портиков. Один из них - портик нашего театра оперы и балета. Ничем не уступающий и лучшим.
Есть сведения, что Челябинск возник не в 1736 году, а много прежде. Одна из дат, самая ранняя - 1658 год. Может быть. По крайней мере я невольно угадываю, что команда Алексея Тевкелева не могла прибыть на исконно дикое место, на никем не примятую травку. Слабая, но вела сюда колея.
На берегах Миасса почти триста лет обитали башкиры-табынцы, до того знавшие и Алтай, и Семиречье, и Кубань, и Крым. Свое начало табынцы берут от Майки-бия,жившего во времена Чингиз-хана, помня двадцать его потомков от сына Илека до неведомого нам Гали. На "древе" Майки-бия была веточка Таймаса Шаимова,который кочевал на берегах Миасса уже в XVIII веке и с которым Алексей Тевкелев был близко знаком, небось, не раз гостил у него. Шаимов, не иначе, и надоумил Тевкелева на счет "бора Селябского" и речки Селябки. Однако не в бору же закладывать крепость. Не в бору, а рядом, в "поле", на свободной земле, уже примеченной башкирами.
Поди теперь угадай, где здесь, в сквере, осенью 1736 года был поставлен командирский дом, где стояли казармы, провиантские амбары, пороховые погреба. Позднее здесь же поднялась церковь (деревянную сменила каменная), появились канцелярия, гостиный двор, ратуша, острог, магазины, питейный подвал. А воевода поселился через улицу, на берегу реки, - то место и сейчас свободно - богатый дом с башнями, пять горниц, в четырех - кирпичные печи, а в спальне - комелек.
Соборная площадь давно без собора. И без торговли. Старинная фотография подсказывает: как раз на том месте, где сейчас автобусная остановка, век назад начиналась длиннющая галерея, навес на столбах, тянувшийся через всю площадь до улицы бывшей Большой. На торце галереи вывеска "Торговля Шпагина". Под навесом белеет прилавок, на нем разложены товары, за прилавком продавец. Не сказать, что много покупателей. Их раз-два и обчелся. Небось, будний день.
Вся площадь до соборной ограды запружена рядами таких навесов-амбаров. Где площадь, там собор, где собор, там люди, где люди, там торговля:
На углу площади на тротуарном бордюре сидит мужик, за его спиной дом, облицованный тесаным камнем. В наши дни в том доме челябинцы едят цыплят-табака. Он почти не изменился. Только нет вывески магазина скобяных и москательных товаров Морозова. И от резных ставней остались только ржавые штыри. И дверей меньше: было пять, осталось две.
В пять часов пополудни часы на соборе играли гимн "Коль славен наш Господь в Сионе".
Кажется, что осень 1736 года - время непроглядной темноты, диких нравов, бескультурья, суеверий, тяжелого быта, а мир уже знал "Начала" Ньютона, умершего девять лет назад, уже звучали фуги Баха, Вольтер только что написал поэму "Орлеанская дева", почти сто лет назад умерли Галилей и Торричелли, а после смерти Леонардо да Винчи прошло больше двух столетий.
В летописях остались сведения, что в 1736 году в Европе дождь шел без перерыва 52 дня, сгноив на корню весь урожай.
Первая крепостца занимала всего-то два гектара. Современный Челябинск - страшно сказать - в 25 тысяч раз больше. Правда, город сразу же вышел за пределы крепости, через два десятка лет снес первый заплот и поставил новый.Через 150 лет он ограничил себя каре четырех бульваров - Северного, Южного, Западного и Восточного. В этом каре город был в сто раз меньше, чем теперь.
Осенний закат на улице Сибирской. (Конечно же, эта улица Сибирская, а не Труда). Наверное, был такой вечер и осенью того, самого первого года. Если смотреть на закат, там, за бором, за Миассом, за Уральскими горами - обжитая Россия. Туда ли смотрели первые жители города, тоскуя о покинутой родине? Может быть. Там, на западе, остались их родные города Великий Устюг, Чердынь, Кунгур, Балахна, Вологда. Но многие приехали из Шадринска, Долматова монастыря, Невьянска. И всех их дорога к "бору Селябскому" привела не с запада, а с востока, с восхода. Так что обратная дорога была туда же, на восток.
Родион Ефимович Метелев, двадцати одного году. Родом из-под Вятки. Вместе с отцом и мачехой Родиона "с прежнего жилища свез брат родной" в Уфу. Из Уфы вместе с Тевкелевым Родион ходил в Оренбург - "у артиллерии в извощиках", с Тевкелевым же вернулся в Теченскую слободу и Тевкелевым же записан в Челябинскую крепость.
Археолог Сергей Боталов, исследуя траншею, прорытую через сквер у театра оперы и балета, неожиданно для себя и для всех обнаружил христианское кладбище. Кто-то кого-то когда-то здесь хоронил. До или после? До закладки крепости или после того? Если после 1736 года, то ничего другого не остается, как допустить, что в первые десять, а то и двадцать лет жители Челябы хоронили покойников сразу за крепостной стеной. А хоронить было кого. Люди умирали от истощения, от простуд, от надрыва. Даже кости сохранили следы их болезней и их усталости. Если же некрополь возник до 1736 года, то, значит, история Челябинска еще не раскопана до дна.
Века лежат в земле слоями. В тех местах, где наши предки были особенно непоседливы, культурный слой города достигает двух и трех метров. Гнутый гвоздь, обломок чашки, потерянная монетка - история все подберет, если будет на то воля Божья. n