05-05-2000


Только памятью, война, возвращайся

Четыре ноты, четыре отзвука Великой Отечественной...

Михаил ФОНОТОВ

Челябинск

Ночь после Победы

Была весна. Месяц май. 1945 год. Теплая ночь в Москве. Уже за полночь студенты-архитекторы корпели над дипломными проектами, и вдруг темная тарелка на стене "проснулась", затрещала. Через минуту-другую комнату заполнил голос Левитана: Победа!

В эту ночь закончилась вторая мировая война.

В общежитии ли сидеть, когда творятся исторические события?

С Рождественки студенты махнули на Красную площадь.

Площадь пустая. И темная. Только поблескивает брусчатка. Ни огонька в ГУМе. Спит и Кремль. Лишь в двух окнах - свет. Кто там? У одного окна отодвинулась штора, кто-то смотрит на площадь. В размытом силуэте будто бы угадывается фигура Сталина. Кому же и быть, если не ему?

О, Господи, Победа, а Москва спит. Дрыхнет столица, ничего не знает. Только дюжина студентов разгуливает по площади, гордая тем, что первая приобщилась к великому событию. Их распирает радость, которой надо с кем-то поделиться, а никого нет.

Стояли, оглядывали темное небо, ждали. И опять бродили неприкаянно и счастливо.

Кто они были в той Победе? Кто угодно, только не чужие. Это была их Победа. Они и мысли не допускали, что кто-то мог в том усомниться.

Уже забрезжило, когда появились американцы из посольства. За ними потянулись студенты из университета на Моховой. А к рассвету площадь уже заполнили москвичи.

Весь день протолкались они в ликующей толпе. И то и дело на глаза попадались женщины, на светлых лицах которых блестели слезы:

Это - одно из двух воспоминаний о войне архитектора Дины Львовны Берштейн. А второе такое.

Москва же. Садовое кольцо. Серый бесконечный поток пленных. Немцы плетутся, а вдоль тротуара стоят москвичи. Они стоят стыло, тяжело молчат, глубоко думают. С недоумением думают они о том, что не находят в себе той ярой ненависти, которая должна была бы вскипеть при встрече с врагом. Разве что усталость и разочарование чувствуют они в себе. Только и осталось - стоять и смотреть.

Никто не бросил камень, не крикнул слово проклятия, не пролил слезу.

Постояли, посмотрели и разошлись.

Правнук лейтенанта

Кто помянет павшего воина? Сын? Внук?

О летчике Петре Еремееве, о его подвиге написал правнук Саша Чухарев, ученик школы N 74 Челябинска.

Мог ли подумать летчик, погибший в самом начале войны, что почти через 60 лет, в немыслимо далеком 2000 году, немыслимо далекий его потомок напишет о нем, прадеде, свою работу на городском конкурсе? Нет, об этом он и подумать не мог. Но это так и есть.

История летчика Петра Васильевича Еремеева принадлежит авиатору же, а позже краеведу В.Г. Кузнецову. Он все архивы перетряс, всех свидетелей отыскал, все факты согласовал. Он же рассказал о подвиге летчика в газетах, в том числе и нашей. А Саша историю прадеда пересказал, что тоже что-то значит.

Речь о ночном таране. Устоялся факт, что первый таран совершил Виктор Талалихин. Однако, оказывается, что за девять дней до него на таран в ночном небе пошел Петр Еремеев. Это тоже факт.

Петр Еремеев родился близ Аши, а в ней самой провел молодые годы. Пока не уехал учиться на летчика. Выучился. Служил в московском небе. Его же, небо Москвы, защищал с первых дней войны.

Это случилось в ночь с 28 на 29 июля 1941 года, в 1 час 36 минут. (Событие описал даже Алексей Толстой). Еремеев подлетел к тяжелому бомбардировщику "Фокке-Вульф-Кондор" с шестью тоннами фугасных бомб под брюхом, нажал гашетки, но пулеметы не выстрелили: к тому времени летчик уже налетался и настрелялся среди бомбардировщиков, шедших на Москву. Оставить вражеский самолет, отстать от него старший лейтенант был не в силах. Ничего другого не оставалось, как зацепить "Фокке" чем-нибудь, скорее всего винтом. Еремеев прибавил газ и подвел винт под руль глубины бомбардировщика. И все пропало. "Миг-3" Еремеева перевернулся кверху колесами. Петр сумел его выправить, но машину сильно трясло. Казалось, сейчас она развалится. Еремеев сбросил газ, выпрыгнул и приземлился на парашюте. Он попал к своим и даже сумел по телефону рассказать о таране своему командиру Климову.

Много позже Климов сказал о том сыну Еремеева, добавив, к тому же, что у него был случай сообщить о подвиге Еремеева Сталину.

Есть свидетельства, что на земле были найдены части немецкого бомбардировщика и отрезок винта с "Миг-3".

В одном из боев в октябре 1941 года Еремеев погиб.

И - пятьдесят лет безмолвия. Может быть, оно объясняется суматохой военных лет. Возможно, не хотелось трогать в хрестоматии войны имя и подвиг Виктора Талалихина. Как бы то ни было, но только в 1996 году родным Петра Еремеева была вручена его посмертная медаль Героя России.

Важно ли теперь, кто был первым - Еремеев или Талалихин? Наверное, важно. Хотя таранов в небе войны, как говорят историки, было не два, не десять, не сотня, а пять сотен. Важна память. Память России и память правнука Саши Чухарева.

Седые сироты

Война оставила тихую, пронзительную обиду, которая обостряется раз в году - в день Победы. Это обида сирот.

Если бы погибшим солдатам 9 мая 1945 года Господь Бог дал возможность задать живым один вопрос, то они, будто сговорившись, спросили бы: "Как там, на белом свете, наши семьи, наши детки, оставшиеся сиротами? Вы позаботились о них?"

Учительница В.Г. Матвеева:

- В письмах отец писал: "Милые мои деточки! Ваш папа разгромит врага и вернется к вам, милым и дорогим деткам, с Победой. И мы снова заживем дружно и счастливо". Но не вернулся наш отец: он отдал за Победу жизнь, а нас, детей, оставил незащищенными сиротами.

Учительница В.Г. Матвеева:

- За все 55 послепобедных лет Родина не произнесла о нас ни единого звука, будто решила, что нас нет, что вместе с отцами-солдатами погибли и мы. Нас забыли сразу после победного салюта. Но мы есть!

Учительница В.Г. Матвеева:

- Только нам, сиротам, Родина не нашла эти несчастные сто рублей. На эти деньги мы купили бы букет цветов и отнесли на могилу маме. Это был бы букет от Родины, за которую отдал жизнь ее муж-солдат.

Учительница В.Г. Матвеева:

- Истинная память о павших за Родину - это забота о их детях-сиротах. На это надеялись наши отцы.

Не выбросить эти слова из праздничной песни.

Обида сирот, она - вдогонку. Что уж теперь-то: У сирот войны белы головы. Так до старости и остались они сиротами. Утихла бы обида, если бы не майские торжества. Трудно они им даются.

Конечно, после войны у Родины было слишком много сирот. И она для них кое-что сделала. Так сказать в государственном масштабе. Как-никак выросли, многие получили хорошее образование, дожили до преклонных лет.

Но если не было и нет у Родины денег для сирот, то хотя бы в день Победы вспомнила о них словом. Как бы от имени отцов. Сказала бы Родина слова, от которых хлынули бы слезы, горькие слезы сиротской судьбы.

Сказать слова Родина стесняется:

Если бы Господь Бог в день Победы дал возможность детям погибших солдат сказать что-то своим отцам, то: Были бы только слезы:

Иван и Биргер

Иван Степанович Блинов, ветеран войны, дружит с Норвегией. Война их и сдружила.

История такая. Лето 1942 года - окружение под Харьковом. Плен. Лагеря на Украине, в Польше, в Германии и, наконец, в Норвегии. Сначала город Ларвик, потом город Берген, потом город Тенсберг.

Когда в мае 1945 года пленные обрели свободу, они - жизнь есть жизнь и молодость есть молодость - стали теснее знакомиться с норвежцами, дружить с ними. Остались в памяти лица, имена, адреса.

Летом 1945 года был парад победы в Осло. С американцами, англичанами, норвежцами маршировали и русские, одетые в сборную форму.

Были проводы, прощания. И встреча с родной землей.

Потом горячая война сменилась холодной. Шли годы. Норвегия как будто ушла напрочь.

Но в годы перестройки память стала все чаще возвращаться в Скандинавию. Однажды Иван Степанович отправил письмо в город Берген, в конверт вложил несколько фотографий и листок с просьбой найти и отдать письмо Биргеру Эвенсену. На конверте сделал надпись: "Вскрыть на почте".

Где-то через месяц Блинов получает письмо от Биргера и Анны-Лизы, с которыми подружился после победы, - теперь они муж и жена.

Стали переписываться. Пока Биргер не пригласил в гости. Это был 1989 год. Поехал.

В Осло вышел из здания аэропорта на площадь - никто не встречает. Походил, посидел, подумал. И надумал: сел на электричку и махнул в Ларвик, где теперь живет друг.

Нашел дом, квартиру, поднялся на этаж - никто не отвечает. В госпитале, где работает Биргер, сказали, что он в отпуске. Но нашли телефон сына. Сын сказал, что отец поехал в Осло встречать друга из России.

Словом, обычная путаница с рейсами.

Через два года Эвенсены гостили в Челябинске.

А в 1995 году, когда Норвегия собиралась отмечать день освобождения, в столице вспомнили о русском, который дружит с норвежцами, - о том писали газеты. Иван Степанович с женой были "официальными" гостями Норвегии.

В эти дни Иван Степанович там в очередной раз: его пригласил писатель, который пишет книгу о той, уже далекой войне. Блинов, разумеется, снова встретится с другом, который, кстати сказать, живо интересуется Россией и всегда в курсе российских событий.

История вся. Заключу ее одной мыслью: для людей всех стран и народов естественно стремление к дружбе между собой. Воюют не народы. Народы льют кровь и погибают на полях сражений. А затевают войны те, кто кровь не проливает и на полях сражений не погибает.

Может быть, не долго осталось ждать, чтобы мы поняли: все войны на земле - гражданские, между землянами. И может быть, пройдет тысяча лет, чтобы мы уяснили: война не решает ничего, все решает мир.