05-10-01
Ольга НЕСТЕРЕНКО
Челябинск
Первое слово ребенок сказал:"Мама!" Вырос, солдатом ушел на вокзал: "Мама!" Вот он в атаке на теплую землю упал: "Мама!" Встал и пошел и губами горячими к жизни припал: "Мама!"...
Строки фронтового поэта Сергея Острового почти мистические. Они о той невидимой пуповине, о той духовной, энергетической связи, которая навсегда соединяет людей с женщинами, их родившими. Но есть здесь один секрет: крепость этой связи, этой "путеводной нити" не предопределена раз и навсегда. Ее неразрывность, наполненность зависят только от матерей. Это они, а не школа и не улица делают нас такими, какими мы вырастаем. И это они, матери, спустя годы получают от нас ровно столько, сколько сумели отдать. Ни больше ни меньше. Так распорядился Создатель, и это справедливо.
Талантом материнства награждена каждая женщина. Речь не о способности к деторождению. Речь о великой материнской миссии - вдохнуть в ребенка живую человеческую душу, взрастить не просто мыслящее млекопитающее, но Человека. Женщины, сумевшие полной мерой реализовать себя в материнстве, - союзницы Творца. Что по сравнению с этим любые удачные карьеры феминисток? Мишура, погремушки цивилизации. Но мы гремим ими, утончая нашу связь с детьми до паутинки. А потом пожинаем свое одиночество и потерянность среди целого клана детей и внуков. Почему?
Наши дети, даже не распиханные по детдомам-интернатам, растут рядом с нами, как травушка при дорожке. Дорожка - наша собственная жизнь, полная событий, хлопот и страстей. А травка - так, элемент нетронутого ландшафта. Пусть себе зеленеет. Не выпалываем, не топчем, и на том спасибо. Вот так и пробегаем свою дистанцию в каком-то суетном марафоне. Оглянемся: где та нежная муравка, что ластилась рядышком? А она уже деревьями вымахала. Жизнь промчалась, выросли дети - незнакомые, как марсиане. Мы искренне любили их, заботились, но все как-то наспех, мимоходом, в свободное от работы время. А когда оно было-то, это время? Разве что ночью.
Я говорю "мы", потому что и сама, увы, отношусь к тем родительницам на марафонском забеге, число которым легион. Мы именно родительницы, не более. Обладающие талантом материнства, но так и не раскрывшие его до конца. И спасибо детям, которые по щедрости и снисходительности своей этого не замечают, одаривая нас святым именем Мама. Но становится чуть завидно, когда встречаю я Матерей с большой буквы. И тогда вглядываюсь в их судьбы, пытаюсь понять: как они-то сумели? Об одной из них и хочу рассказать.
У Галины Александровны Фатеевой редкая знаковая память. Она помнит себя шести - восьми месяцев от роду в плетеной корзине на полу теплушки санитарного поезда, в котором она и родилась зимой 1944 года, - мама была медицинским работником. Запомнила и запах табачного дыма - рядом за занавеской курили выздоравливающие солдаты. Мир казался белым, от развешанных над головой стираных бинтов. Война оставила и другую отметину: расти выпало без отца. Ее мама несколько раз пыталась устроить свою женскую судьбу. И когда это происходило, воспоминание о санитарном поезде возвращалось. Была в нем недетская тоска по счастливому материнству.
Конечно же, она стала врачом. Акушером-гинекологом. Специализацию выбрала не раздумывая, обожала беременных женщин. Они излучали покой и сияние. Их огромные животы хранили чудо: приложив стето-скоп, можно было услышать биение новой жизни. Свою собственную беременность она ощутила сразу, но не желанием солененького. Просто почувствовала, что внутри зажглась свеча. Через пять лет после рождения первенца затеплилась под сердцем вторая свечечка. Так пришли в мир ее сыновья - Алексей и Илья.
Галину Александровну знаю года три-четыре. Прежде журналистская судьба свела меня с ее сыновьями. Встречаться приходилось часто, и каждый раз в нашем общении я сталкивалась с незримым присутствием их матери. То в разговоре всплывал какой-то житейский эпизод, связанный с мамой, то, извинившись, кто-то из них звонил Галине Александровне и предупреждал, что задержится, или сообщал, что выполнил ее просьбу, то вдруг при жевании бутерброда вслух вспоминалось мамино блюдо. При этом выражение лиц, глаз, интонации менялись - теплели. Это было удивительно. Любопытство и зависть закрались в душу и, постепенно выуживая из братьев Фатеевых информацию на "материнскую" тему, я сама настояла на нашем знакомстве с нею. Но об этом чуть ниже. А пока слово сыновьям.
- Мама и отец (он инженер-энергетик) с утра до вечера пропадали на работе. Я рос в яслях и детском саду, - рассказывал Алексей, - но это неважно, сколько времени тебе уделяют родители. Главное - чем оно наполнено. Мамино время со мной было полно любовью. Она человек сдержанный, тискать, зацеловывать не в ее характере. Но вот деталь: входя в дом с мороза, она никогда не обнимала меня холодными руками, сначала согревала их. Так и осталось в подсознании: материнские руки - это тепло. И маминых умильно-нежных взглядов я, пожалуй, не припомню. Тревожные - да, бывало. Но чаще - спокойно-внимательные. Под таким взглядом я всегда чувствовал себя надежно защищенным. И почему-то был уверен: она вся - моя, без остатка. А потом появился Илья. И мама объяснила: "Смотри, у тебя все по двое: два глаза, уха, две руки, ноги. Не бывает человека с одним глазом. И вас с братиком обязательно должно быть двое. Ты был половинкой, и это неправильно. А теперь вас поровну, как и нас с папой..." Я ужаснулся своей недавней половинчатости и обрадовался, что теперь меня полный комплект. Преисполнился к Илье благодарностью. Это представление о брате, как о части меня самого, осталось до сих пор. Хотя мы очень разные...
- Да, мы разные, - подтверждает Илья, - и мама по-разному нас воспитывала. Выдерживая общую "генеральную линию", она с Алексеем общалась "на равных", доверительно, как со взрослым. Леша был типичным "отличником" в жизни, и мне все время приходилось ему соответствовать. У меня был обычный синдром младшего брата, казалось, что ко мне мама была жестче, требовательней, суровей. Но однажды я в полной мере осознал цену этой суровости. Мы с братом серьезно занимались каратэ. Я был кандидатом в мастера, когда вдруг тяжело заболел. Провел два месяца в больнице, заглянул "за край". Врачи запретили заниматься спортом. Но один сказал маме: "Если не побоитесь, то рискните, попробуйте оставить его в прежнем режиме, может, ухватится за жизнь и выкарабкается". И мама рискнула. Я ходил на тренировки, сначала хватало сил только наблюдать, потом вышел на татами. Не выдерживал и пяти минут в спарринге. Каждый день хотелось бросить, а мама твердила: "Терпи". Так продолжалось четыре месяца. Съездил с Алексеем на чемпионат России в Волгоград болельщиком. Я не знал, что Алексей звонил маме каждый день, отчитывался о моем здоровье. В общем, "завелся", втянулся, не заметил, как дело пошло. И вдруг выиграл чемпионат в Чебоксарах, стал "тигром". Вернулся - мама обняла, заплакала. Это только она заставила меня жить...
Из подобных фрагментов мы вместе с братьями Фатеевыми складывали портрет матери. Они росли в рабочем районе ЧГРЭСа, известном веселой бандитской славой. Жизнь здесь протекала бурно, драчливо, экстремально. Мама понимала, что от улицы их не спрячешь. И не прятала. Влияние двора она ограничила другими рамками. Часы сыновьего досуга заполнялись до предела. С пяти лет трижды в неделю братьев возили в бассейн - спасибо бабушке. В выходные зимой всей семьей - в парк на лыжи, летом - в лес на озера. Помощь в домашних делах - обязательна. Учиться мать отправила сыновей в 31-ю физико-математическую школу. Ничего, что добираться туда трамваем по 30-40 минут, зато не делать домашних заданий в этой школе невозможно. Когда она залечила сыновьям первые "боевые" дворовые раны, отвела обоих в секцию каратэ.
Категорические грозные запреты, родительское непреклонное "нет" из уст матери звучали редко. Обычно она произносила: "Я считаю..." И поступать не так, как считает мама, было невозможно. Не потому, что следовала суровая кара. Просто мама так в них верила, так глубоко, горестно и недоуменно переживала их проступки и промахи, что обидеть ее, огорчить было худшим из наказаний. Когда старшему - Алексею исполнилось тринадцать лет, мама попросила: "Дай слово, что ты не будешь курить и никогда не возьмешь в рот спиртного". Он пообещал и до сих пор не нарушил обещания.
Однажды они узнали, как дорог был маме ее человеческий, материнский авторитет в их глазах. Как-то в школе одна из родительниц сделала замечание старшекласснику. С вопросом: "Да кто ты такая?" - он небрежно ее отодвинул и пошел, посвистывая. Мама была свидетелем этой сцены. Когда вскоре в их дом позвонили представители родительского комитета и предложили Галине Александровне принять участие в дежурствах по школе, она категорически отказалась. Сказала: "Я не могу допустить даже случайной возможности того, чтобы на глазах у моих сыновей меня кто-то унизил и оскорбил". Братья услышали этот разговор из-за приоткрытой двери своей комнаты и запомнили его навсегда...
И вот мы встретились с Галиной Александровной. Легко, откровенно разговорились. Поразило сходство наших суждений о роли матери.
- Почему принято считать, что сыновей лучше воспитает отец, а дочерей - мать? Мастерить что-то, забивать гвозди, накачивать мышцы, охотиться, рыбачить или шить, готовить еду, стирать, следить за собой, домом и домочадцами - все это обучение элементарным навыкам, а не воспитание. Конечно, личный пример важен. Но у мужчин представления об истинно мужских поступках, поведении могут быть искажены, ведь это взгляд изнутри. Как, впрочем, и у женщин. Но кто лучше, чем женщина, знает, каким должен быть настоящий мужчина? И наоборот, отцы гораздо больше влияют на духовное, нравственное становление девочек, чем матери. Зато уж сын, его личность - это произведение истинно материнское.
Однажды, когда братья Фатеевы еще учились в школе, Галина Александровна пришла туда на встречу с образцовыми родителями, которые рассказывали о том, как они воспитывают своих детей. И сегодня, спустя годы, признается:
- Ребята мои уже не по одному институту закончили и успешно работают, а я с тех пор все спрашиваю себя: что бы сама смогла рассказать? Как воспитывала? Пожалуй бы, и слов не нашла. А что тут расскажешь? Я просто очень хотела, чтобы они были сильными, по-мужски честолюбивыми, образованными и порядочными людьми. Чтобы верили в себя и берегли собственное достоинство, не подличали и никогда не делали зла людям. Были терпимы и великодушны, умели "держать удар", преодолевать трудности, отстаивать свою правоту и при любых обстоятельствах не сгибаться. Конечно, я не твердила им это с утра до вечера. Я лишь всегда была рядом. Да мне самой необходимо, чтобы сыновья всегда чувствовали мою веру, надежду, любовь, я живу этим! И это все, что мать может отдать детям. Разве что еще и жизнь в придачу...
- Нужно ли так растворяться в детях? А как же собственная судьба, самореализация? - наивно спросила я.
- Так это она и есть, - удивилась непониманию мать.
Сегодня семья Фатеевых переживает трудные времена. И не об известных всему городу проблемах на заводе Колющенко сейчас речь. Все это - суета сует. В этом году Галина Александровна перенесла несколько сложнейших операций. И теперь уже Алексей и Илья всегда с нею рядом. Их трепетное отношение к матери, их забота о ней, их постоянная готовность немедленно помочь, сделать все возможное для ее здоровья поразили даже врача - уникального нейрохирурга Александра Маркова:
- Я всякие отношения родственников к больным видел. Такие - редкость. И дело даже не в том, что они немедленно, в считанные минуты привозили любые необходимые лекарства и препараты, сутками дежурили в палате матери, сменяя друг друга. Они постоянно активизировали усилия врачей на поиски новых путей, на неординарные действия, которые в итоге приводили к положительному результату. Взять инициативу на себя, принимать рискованные решения - на это не каждый из родственников решится. Странно сказать, но я Галине Александровне завидую - такие у нее сыновья!
И такая у сыновей мать. А точнее, такие они друг у друга. Как сообщающиеся сосуды, где любовь разлита на всех поровну. Это ее заслуга. Придя в себя после очередной операции, Галина Александровна спросила своих взрослых мальчиков, как у них дела. И услышала:
- Мама, мы же твои сыновья - все будет хорошо. n