06-05-04
Анатолий СТОЛЯРОВ
Троицк
"Милости просим!"
Мы с женой любим гончарскую баню. Хотя и расположена она в самой отдаленной части города - поселке Гончарка, каждую субботу мы выкраиваем время и едем сюда.
На крыльце обычно встречаем Бима - крупного нескладного пса рыжеватого окраса. Он вежливо сторонится, пропуская нас в сени, помахивает хвостом-ятаганом, а клыкастая его пасть растягивается в приветливой улыбке. Он живет при бане.
Перешагиваем порог.
- Здравствуйте! - это встречает кассир Марина. - Рады вас видеть!
В небольшом зале ожидания чисто, как в церкви, и зелено, как в раю. Отдавая матовым блеском, здесь весело и наперегонки растут примулы и герань, розовый куст и папоротники, фиалки и бегония, гортензия и лианы, амазонская лилия и кактусы.
На лавке, заняв ее основательную часть, развалился здоровенный котяра с головой бульдога. Ожидающие своей очереди не решаются прогнать нахала и жмутся к краю лавки, уж очень свирепо выглядит этот зверь. Его кличут Мэйсоном, он тоже живет при бане.
Мэйсон спит и совершенно не обращает внимания на визг малышей и говор женщин в очереди. Лишь когда хлопает дверь, котяра лениво приоткрывает один глаз, и тогда в его глубине вспыхивает холодный зеленый огонь - Мэйсон изучает нового клиента.
В бане два отделения, и потому сюда чаще всего приходят семьями.
- Рады вас видеть! - говорит Валя, банщица мужского отделения.
- Милости просим! - говорит Наташа, банщица женского отделения.
И, наверное, от этих их добрых слов, от искренней радости с душ людей словно спадает заскорузлая черствая корка, возникшая от обид и неудач, усталости и боли, - всего того, чем так щедро наградила их минувшая предбанная неделя. Они с легким сердцем идут в раздевалки, а если приходится подождать своей очереди, то и терпеливо ожидают, смеются и шутят, ведут неторопливые мирные разговоры.
Валя шваброй сталкивает Мэйсона, он падает на пол, как куль муки, брезгливо отряхивает лапы и вскакивает на подоконник широкого окна, оттуда смотрит на всех презрительным взглядом.
Впрочем, и в этой милой сердцу бане разное случается.
Потому что без воды:
В одну из суббот заходим в баню.
- Рады вас видеть, наши милые! - говорит Валя.
- Просим, просим! - в тон ей говорит Наташа. - Только уж извиняйте нас. Из-за поломки временно отключили холодную воду:
- А пар, а горячая вода есть?
- С этим - полный порядок.
- Что будем делать? - спрашиваю жену.
- Для нас главное - парилка, - говорит она, - а помыться и дома можем, в ванной.
Купили билеты. У женщин очередь. У мужиков - никого. Жена хотела было встать в конец хвоста, а ей говорят:
- Мы ждем, когда холодная вода пойдет, а вы хотите париться, пожалуйста, проходите без очереди.
Все вежливые.
Захожу в раздевалку, а в ней-то (!) всего с десяток мужиков сидят, и все как один печальные и злые.
- С чего приуныли, ребята? - бодро гаркаю я и спешно раздеваюсь.
- А с чего радоваться? Вода - крутой кипяток: ни облиться, ни умыться. Иди, бодрячок, испытай на себе:
И тут же меж ними спор - не на жизнь, а на смерть.
- Ваш Ельцин, туды его в качель:
- Ваш Чубайс, приделай ему, мать, костыли до горла!
- А вот при Сталине не дай воду людям - ты сразу враг народа!
Я не ввязываюсь в эти безнадежные, бесконечные споры. Завариваю веник крутым кипятком и с криком "Ура!" влетаю в парилку.
В ней, как в доменной печи, дышать нечем. Ну и парок! Несколько минут, и вылетаю из нее вареным раком.
- Ну как, хорошо? - ехидничают мужики.
- Хорошо, но вот бы только пару шаек ледяной сверху:
- Ледяной не будет до самого вечера, - сказал, как обрезал, пожилой железнодорожник. Они тут все железнодорожники, и гончарская баня была построена для них еще до войны. - Митька, лопух, опять перекрыл главную задвижку, а запорный вентиль забыл открыть. Вот и рвануло магистраль. Погоди, сейчас и горячей не станет. Знаю эту их технику:
Сказал, как в воду глядел. Бросились мужики к кранам, чтобы горячей водой запастись, да только из них один пар свистит.
- Валя!!! - взревели мужики.
В ту же секунду появляется Валя:
- Чего хотят мои мальчики?
- Может, из батареи с полведерка нацедишь? - попросил пожилой железнодорожник.
- Нацежу, дядя Миша, для тебя обязательно нацежу.
Она нацедила дяде Мише, мне, нацедила всем мужикам мутноватой и не очень горячей воды из отопительной батареи. Только подтаскивала и подтаскивала ведра.
- Мойтесь, мои милые, я для вас стараюсь:
Мы с дядей Мишей первыми намылили головы и, наверное, вместе стали смывать пену. Не знаю, кто из нас заорал первым от внезапной рези в глазах:
- Вы чего это? - напугались мужики.
- Дай глаза скорее промыть! - промычал дядя Миша.
- Ничего нет, вот только с полбутылки "Радонежской" осталось.
- Давай "Радонежскую".
Мне "Радонежской" не хватило, потому мне помогли промыть глаза пивом.
В раздевалку мы с дядей Мишей вышли очумелые.
- Ну у вас, ребята, и рожи! - пожалел кто-то из мужиков. - Не глаза, а красные светофоры в ночи горят:
- Да это все я, старый пень, насовсем позабыл, что в воду для батарей разные химикаты добавляют. Ополоснуться ей - вроде ничего, только чешешься потом, а вот рожу ей мыть - ну никак нельзя!
Мужики хохотали. Наскоро ополоснувшись водой из батареи, они ушли с: немытыми рожами.
Жена оказалась мудрее. Она не мылась батарейной водой, а налила сразу в несколько шаек горячей, а потом остужала, переливая воду из одной в другую.
- С легким паром! - как-то виновато поздравили нас Валя с Наташей.
Но мы их не винили, да и за что?
Кот Мэйсон с бульдожьей мордой не удостоил нас и взгляда. Ему было некогда. Он любовно и тщательно чистил свою шубу.
Мужское отделение опустело. Зато очередь в женское удвоилась. Женщины сидели в райских кущах, вязали на спицах и упрямо верили, что вот-вот исправят аварию на главном водоводе. Рассказывают, не один час ждали.
На выходе нас любовно оглядел, обнюхал Бим и, ласково обнажив клыки, не пролаял, а сказал: "Гав!" Может, из простого уважения, а, скорее всего, на собачьем языке это означало: "С легким паром!"
"Тигрища ты моя окаянная!"
Семья ввалилась навеселе.
- Здравствуйте, Валя, Наташа! Здравствуйте, все! Надумали, как свадьбу отведем - так в баню!
- Рады вам! Милости просим! Только чур не так шумно. Уважайте других клиентов.
- Мы их уважаем! А ты, Колян, меня уважаешь?
Колян - грузный, добродушный мужик - мирно разделся, зашел в моечное отделение, налил в таз воды.
- А где мочалка, где мыло? - вдруг вспомнил он.
Колян подошел к тонкой стальной двери запасного выхода, разделяющей мужское и женское отделения, и грохнул в нее кулачищем:
- Бабы, а бабы!
- Чего тебе?
- Там посреди вас моя баба - Роза Тяпкина моется. Так вот она, холера, мне, мужу, ни мыла, ни вехотки, ни полотенца не положила!
- А ты приди и сам возьми, - хохотнул за тонкой дверью женский голос.
Колян опять грохнул в дверь, а за нею снова хохот.
- Так, - наливаясь яростью, сказал Колян, - вот щас как пойду, как возьму!!! Что ли я вас, баб, голыми не видал?
Подумали, шутит Тяпкин, давай дальше мыться.
А Колян не шутил, вышел в раздевалку, а оттуда голяком напрямик в женское отделение двинул.
Об этом мы узнали, когда за железной дверью форменный Содом начался. Визг, смех, крики и грохот - хоть уши затыкай! А еще пришла невольная мысль: "Забили бабы к чертям Коляна!"
Но Тяпкин вернулся - с мочалкой, мылом, полотенцем и: со скособоченной ряхой. Он лег на полку, а мы приложили к его ряхе шайку с ледяной водой.
- От других баб я увертывался. А одна, словно тигрища окаянная, очень на мою жену по формам похожая, но не разберешь - вся в мыле, набрасывается и набрасывается: угостила меня раз шайкой, холера ее возьми! Потом Валя с Наташей прибежали, дали полотенце, мыло:
Колян вдруг поднялся с лавки, грохнул в дверь:
- Эй, бабы, скажите честно, кто из вас мне харю разворотил?
- Это супружница твоя ненаглядная - Роза, - сказали в несколько голосов женщины. - Айда к нам опять, ведь у нее в ящике твое свежее исподнее осталось.
Опять хохот поднялся.
- Дуры вы, бабы, дуры все! А как я на работу пойду с фингалом? Но все равно передайте ей, холере, что я ее люблю, ну очень люблю тигрищу мою окаянную! А белье, попросите, пусть через Валю передаст:
Все одинаковые, китайские:
Старик, несмотря на годы, был могуч. Он вышел в раздевалку расслабленный. Долго сидел, блаженно отдувался, вытирая обильный пот.
- Красота! Единственное утешение недели! - сказал он и полез в ящик, достал майку, стал натягивать ее на широкие плечи.
- А ну помоги, ребята!
Мы помогли, и: майка разорвалась.
Старик смачно выругался:
- Вот те на - из майки пиджак получился! Опять моя Клавка, стерва, перепутала белье: вместо моего внуково положила:
На толстые его ляжки мы помогали ему натягивать маленькие кальсоны. Они тоже порвались сразу в нескольких местах.
- Ну, Клавка, старая поганка! - ругался на жену старик. - В который раз уже белье путает.
- Отец, - сказал я, - а из своего ли ящика ты на себя одежду пялишь?
Он всполошно кинулся к ящику:
- Вот моя китайская рубаха в клетку, сумка тоже моя - китайская: Как не из своего!
Из моечной в раздевалку вышел щуплый мужичок:
- Ты чего это, батя, в моем ящике хозяйничаешь? Мой ящик N 13, твой - 14.
Старик открыл соседний ящик:
- Мать честная! И рубаха, и сумка - одинаковые, китайские: тоже вроде как мои:
Он долго сидел, ошалело вытирая пот, в разорванном нижнем белье под общий мужичий хохот. А потом сказал:
- Это все моя Клавка, стерва, наколдовала, чтоб я на других баб не засматривался. 75 лет ей, стерве, а вот поди ж ты, любит меня до сих пор старуха и ревнует к каждому забору. Ты, сынок, прости старика, возьми мое исподнее. Оно новое, ненадеванное:
Мужичок надел майку до самых колен, потом кальсоны, мы помогли завязать их под мышками. Так и пошел он домой, шмыгая носом и слегка обиженный.