06-05-98
Табуска
Это не сказка, это еще быль
Очень белый снег. Очень чистая вода. Очень покойная тишина.
Чистая речка Табуска бежит в белых снегах, в овражке среди сугробов. В руслице бойкая струя перебирает мягкие водоросли, а на отмелях вода покрыта прозрачным хрупким ледком. Табуску сопровождают серая ольха, черная черемуха, кусты ивняка, а повыше - осины, березы, сосны.
В тишине только и слышно, как бормочет ручей и похрустывают, рассыпаясь, тающие пластинки льда.
Кажется, достаточно очень белого снега, очень чистой воды, очень покойной тишины. Но Табуска легка на щедрость, она приберегла для нас следы глухаря.
Его нет, глухаря-то, но мы его почти видим. Оставляя на снегу крестики своих лап, он спрыгнул в воду, поклевал камушков, попил водицы, вышел на берег и по косогору прямиком подался в лес.
Не только глухаря привлекает чистая Табуска. Норка спрыгнула с берега и ушла по воде. Заяц пересек речку, тоже, небось, не случайно, место-то привораживающее.
Это не сказка, это еще быль.
Алексей
В Макаровом логу, в охотничьем доме, где мы ночевали три ночи, обитал Алексей, человек, отбившийся от людей.
У Алексея есть Надька, собака, не по-собачьи добрая и умная.
- Летом я взял Надьку на покос. Она бегала в лесу, лаяла. Вдруг слышу: не одна собака лает, а две. Надька выбегает из лесу, скулит, от меня не отходит. Что такое? Я в лес, а там волк. У меня, правда, вилы в руках. Я стою и он стоит, метрах в десяти. Я шаг и он шаг. Я остановлюсь и он останавливается.... Потом убежал.
Есть у Алексея Симка, кошка, про которую сказать нечего.
А о кроле Сергуньке сказать надо. Сергунька - вдовец, и повадилась к нему из лесу ходить зайчиха. Как вечер, появляется она на опушке, сидит, поджидает, сманивает. И увела бы Сергуньку, если не догляд Алексея.
Еще Алексей держит петуха Петуню и двух кур - Чернушку и Клуньку. Держит он их в подполе. Потеряв счет дням и ночам, Петуня часто будил нас невпопад. Иной раз только мы уснем, он вдруг затевал побудку, раскукарекавшись под нами.
Однажды поздней ночью, сказал нам Алексей, взобравшись на сугроб, к нему в окошко заглянул заяц.
Может, правда, может - привиделось. Кто его знает...
Камень
От села Арасланово, на вахтовке, под дождем, рискуя сорваться с колеи, набитой трактором в сугробах, пробираемся по широкой пойме Уфы к Тимофееву камню.
Пробились. Прячемся от дождя под козырьком скалы.
Ах, весна... То метель, то дождь, то стужа, то оттепель...
Когда дождь утих и малость выяснило, выходим на лед Уфы, и Тимофеев камень открывается перед нами во всем своем великолепии. Он пестр. Черно-серо-буро-желто-белый. Особенно заметна желтизна. Будто кто-то стоял на верхотуре и обливал отвес желтой краской.
Тысячи лет Тимофеев камень стоит на пути Уфы. Выстоял. Не покорился. Заставил реку взять вправо.
Если перевести счет на миллионы лет, то в те умопомрачительные времена камень лежал под водой, на дне моря. Его выперла сила, мощнее которой нет ничего на земле, - тектоника. Камень весь набит палеофауной - звездочками, кругляшками, спиральками, червячками, окаменевшими раковинками, которые копило дно древнего моря.
А под скалой, в расщелинах, мы обнаружили скопления мух. Сухие, невесомые, они будто приросли к камню, и ни одно крылышко не помялось, не искрошилось от морозов и вьюг. Неужели весна их разбудит и вернет к жизни? И это те самые мухи, которых поджидают зимующие подо льдом хариусы?
У Тимофеева камня и ниже, где в Уфу впадают Табуска и Сахарка, живут бобры. Самые нетерпеливые из них уже открыли свои норы в прибрежных сугробах. В пойме Уфы встречаются и кабаны.
Чибис
Нет весны, задержалась дольше некуда. Утки-то, кряквы, они который год зимуют на Уфе, в самом Нязепетровске, где река не замерзает, а чибис поторопился прилететь с юга. Прилетел прежде весны. Ветер дует сурово, по ночам морозно. Сидит чибис на косе, нахохлился, видок неважный. Непогода, безвременье...
Весна близко, а нет ее.
Плотина
Я ловлю себя на том, что хочу, чтобы старинная плотина в Шемахе оставалась такой, какая есть, - разрушенной.
Развалины - они настоящие. А реконструкция, что ни говори, фальшива. Даже если повторить все, как было, не избежать подмены. Время неповторимо.
Полая вода давно разнесла, разбросала бревенчатые клети в створе плотины, размыла и часть земляной насыпи, и течет речка Шемаха, сливаясь с лиственничного настила, как с переката.
Прудовое зеркало чисто только у дамбы, а дальше долина, набравшая ила, затягивается тальником и тростником.
От Бардымских гор, от Перевала, от истока до самой плотины нет никого и ничего, что могло бы испачкать речку Шемаху, она наивно-чиста и беспечно-прозрачна. Холодные хариусы стоят в ней у перекатов, встречая поток и вылавливая в нем все съедобное.
Мне-то и с прорехой плотина мила, а жители Шемахи давно мечтают перекрыть створ и наполнить пруд. Хоть как перекрыть. Железом или бетоном. Уж если не дано нам, как предкам, запереть воду глиной и бревнами.
Косули
И чего они так пугливы, эти косули... Конечно, мы их вспугнули. Четыре косули (две пары) кормились у стожка. Когда мы проезжали мимо, они отбежали в лес. Остановив вахтовку и заглушив мотор, мы осторожно вернулись к сосенкам, откуда просматривался стожок на поляне. Косули прятались под деревьями. Подняв морды, они прислушивались к лесу. Вскоре они скрылись за стволами.
Я направился к стогу. Снизу он объеден, осталась шапка, держащаяся на жердях. Я походил вокруг стога, осмотрел следы и вернулся к дороге. Не более того.
Карст
Карст - это камень, пусть слабо, но растворимый в воде, размываемый ею. Чаще всего - известняк.
Где карст, там провалы, воронки, поноры, шахты, полости, сифоны, щели, колодцы, родники, реки подземные и сухоречки-сухокаменки. Наконец, это - пещеры.
Реке нужна трещина в толще известняка и каких-нибудь сто тысячелетий, чтобы сотворить пещеру высотой, например, в десять метров. Сказано же: вода камень точит.
Карстовое поле названо Шемахинским, потому что раскинулось оно в бассейне реки Шемахи, но в центре его - поселок Сказ. Теплый ключ, откуда Сказ качает воду, потому что другой нет, строго говоря, не ключ вовсе, а речка Сухая Шемаха, которая, побродив в подземельях, здесь из-под горы вырывается на свет божий. Потому и нарекли ее Сухой, что она, едва возникнув, пропадает, чтобы объявиться в Теплом ключе.
Вообще-то Шемахинское карстовое плато испещерили не одна, а три Шемахи - Сухая, Верхняя и Нижняя. Не исключено, что под землей их русла связаны пещерными ходами.
Факт, что есть и четвертая Шемаха - Подземная. Длина ее поболее четырех километров. Говорят, весной и после ливней она рвет и мечет во мраке подземелья, ворочает камни, все крушит на своем пути, пока не вырвется наружу, чтобы снова превратиться в кроткую Шемаху.
Перевал
Выйдя из дому, стоим, слушаем ночь. Перед нами в темноте тяжело лежит Бардымский хребет. Охотовед Валерий Басманов называет его не иначе, как Перевал.
Перевал невысок, и семиста метров не набирает. От Нязепетровска он тянется к северо-западу, сопровождая Уфу.
- На Перевале-то большей частью и зимуют медведи, - говорит Валерий. - Вчерашний дождь, небось, многих разбудил. И волков там полно.
Басманов - неуемный волчатник. На "Буране" он не один десяток волков выследил, нагнал, утомил, а то и подмял под себя.
А я стою, слушаю, смотрю и не верю, что на этой горе, на Перевале, живут медведи и волки.
Соберись сейчас, поднимись на склон - и что? Ничего.
Встретить зверя - и соблазн, и жуть. Все реже и то, и другое. Когда-нибудь на площадях будут показывать людей, которые своими глазами видели живого медведя или волка.
Влага
Воздух настоен сыростью. Туманно, безмолвно. Так тихо, что, как ни прислушивайся, ничего не услышишь. Впрочем, нет, слух едва улавливает хрустальный перезвон. Где это? За спиной? Я оборачиваюсь и вижу: с тонких веток березы, гибко свисающих книзу, срываются и падают в мокрый снег хрустальные капельки.
Туман прилипает к веточке и стекает по ней, наливается каплей...
Михаил ФОНОТОВ.
На снимках: речка Табуска; долина Шемахи.
Фото Михаила ПЕТРОВА.