07-12-04
Виктор РИСКИН
Касли
"Тебя выселяют..."
Глаза Нины Дмитриевны светились. Нет, не счастьем. Скорее, удовлетворением. А еще в них залегла большая усталость. За плечами 78-летней женщины - более чем полувековая борьба за свое и всей семьи честное имя. Чуть подрагивающими руками она протягивает мне решение суда, поставившее точку в этом длинном и, казалось бы, безнадежном деле. Еще бы, ответчиками Хорошениной были не соседки с их претензиями на земельный ломоть огородной грядки, а такие серьезные организации, как информационный центр УВД и областная прокуратура:
В деталях помнит Нина Дмитриевна то утро 17 марта 1948 года. Привычной дорогой старший нормировщик радиозавода подошла к проходной. Но на приветствие вахтер не ответил, на педаль турникета не нажал. Склонив голову в форменной ушанке, пробурчал: "До работы не велено допускать: тебя выселяют".
- Сколько я тогда ни кричала от недоумения и боли, к кому ни кидалась с расспросами, но так ничего и не добилась, - рассказывает Нина Дмитриевна. - Всю жизнь нашей семьи до и после войны перелистала, ни одной зацепки не нашла.
Одна зацепка все-таки была. Отец Нины, Дмитрий Михайлович, два года участвовал в первой империалистической, то есть служил в царской армии. В гражданскую воевал под командованием Блюхера, а в 41-м его позвали защищать социалистическое Отечество. Значит, ни при чем царская служба? Может, она, Нина, сама виновата, когда в 42-м закрыла собой на картофельном поле перепуганных мальчишек-девчонок, на которых налетел с хлыстом пьяный объездчик.
- Пошли мы мерзлую картошку собирать, - открывает очередную страницу своей биографии Нина Дмитриевна. - Отработали 12 часов за станками (делали радиопередатчики для партизанских отрядов) и отправились. Мне 16 лет, остальные пятеро соседских ребятишек на три-четыре года младше. Тут на нас и наскочил на коне объездчик. Стал хлестать прутом. Все визжат от страха и боли, а мне деваться некуда: я - старшая. Встала перед озверевшим объездчиком, руки раскинула и закричала: "Ты что делаешь, тыловая крыса?! Наши отцы на фронте кровь проливают, а ты вздумал их детей бить!" Так этот гад на меня свою лошадь направил. Я упала, но, на счастье, конь оказался умнее и совестливее всадника: топтать меня не стал, а поднялся на дыбы и сбросил негодяя.
Задавили в очереди
Выковыривать из мерзлой земли картошку дети пошли не случайно: в домах было голодно. А у Хорошениных накануне и вовсе страшная беда приключилась. 17 сентября младший брат Нины, 11-летний Саша, пошел отоваривать хлебные талоны. Обратно он не вернулся: толпа кинулась к открывшимся дверям магазина и в жуткой давке не заметила упавшего мальчика:
С повесткой на выселение отец Дмитрий Михайлович начал ходить по кабинетам, спрашивать, на каком основании сгоняют с родной земли его семью. Рассказывал, что род Хорошениных ведет свое начало от крепостных крестьян, подаренных императором Петром заводчику Демидову, что живет этот род со дня основания города. Говорил, что сам батрачил в юности, участвовал в трех войнах. Еще рассказывал про своего младшенького - Сашеньку, задавленного в хлебной очереди. Просил: "Если вам нужен мой дом - заберите бесплатно. Только разрешите ехать не туда, куда посылаете, а в Свердловскую область, где приютят родственники". Ему пригрозили: "Будешь ходить по инстанциям - в тюрьму посадим. И вообще повестка выписана не на тебя, а на твоего сына".
- Отец был человеком гордым, - сквозь выступившие слезы продолжает свой рассказ Нина Дмитриевна, - а потому от чувства унижения, ощущения полной своей беспомощности перед безжалостной государственной машиной он слег. А 20 марта, за час перед отправкой, с ним случился приступ - тяжелый инфаркт. Вместо оказания медицинской помощи его положили в сани и повезли на станцию, где уж стоял телячий вагон.
До Юрюзани - места ссылки - семья Хорошениных под охраной вооруженных милиционеров добиралась целую неделю. Там их поселили в стометровой длины барак, где на четверых выделили угловую комнату. Отца сразу положили в больницу. Позже установили редкий диагноз: лимфатическая лейкемия. По словам Нины Дмитриевны, таких больных с 48-го по 51-й год во всей области было только двое. Ей пришлось ухаживать за обоими родителями - мать страдала запущенной базедовой болезнью. Но хуже всех пришлось оставленной в Каслях бабушке. Ее в ссылку не отправили, однако из дома выгнали. Чуть ли не до конца дней своих она скиталась по соседям.
Под колпак НКВД
А теперь пришла пора разобраться, по какой такой причине попала семья Хорошениных под молот государственной машины. Не одни они грузились в телячьи вагоны. Не одних их сгоняли с насиженных мест: По решению суженного состава исполнительного комитета Челябинского областного Совета депутатов трудящихся от 20 февраля 1948 года "отселению из режимной зоны подлежало 2269 лиц, которые по условиям режима не могут быть оставлены в зоне". Это теперь понятно, в чем дело. А дело в строящемся секретном объекте, известном ныне как химкомбинат "Маяк". Во имя пресловутого щита Родины ломались судьбы и жизни сотен и тысяч людей.
Но опять-таки, почему в число неблагонадежных сталинско-бериевскому режиму попала абсолютно без-обидная семья Хорошениных? Вы помните ту оговорку чиновника насчет повестки, когда он ответил Дмитрию Михайловичу, что не на тебя она выписана, а на твоего сына? Так вот, под колпак НКВД попал не бывший царский солдат, не участник гражданской и Отечественной войн Дмитрий Хорошенин, а его 17-летний сын Николай: В феврале 1947 года он с двумя друзьями пришел в клуб на лекцию. Скучные, полные цитат классиков марксизма-ленинизма доклады их не интересовали. Они ждали другого - танцев. В тот день на лекцию друзья опоздали. Решили дождаться ее окончания в коридоре. И тут вдруг погас свет. Наступившая темнота показалась парням предвестником свободы. Один из ребят, Блинов, забрался в пожарную бочку и закукарекал. Радостно загалдели второй товарищ, Грачев, и Николай Хорошенин. На беду рядом находилась завуч местной школы, отлично знавшая всех трех бузотеров. Их тут же забрали, они провели два месяца в милиции, доказывая, что вовсе не покушались на срыв такого важного политического мероприятия, как лекция на международную тему. Состоялся суд, где эти два месяца им зачли за год принудительных работ и отпустили без какой-либо отметки о судимости. И тем не менее эти семьи включили в список неблагонадежных.
Накукарекали
Если петушиное пение показалось партийно-параноидальным жандармам посягательством на державные устои, то при чем здесь вся семья, глава которой трижды солдат этой самой державы, тяжелобольной человек? А вот здесь-то и сработали чиновное крючкотворство и холопское желание прогнуться ниже нулевой отметки: в черный список 17-летний Николай попал как глава семьи!
Эта самая ошибка, стоившая потрясений всем Хорошениным, прошла потом через десятилетия и легла в основу всех отказов Нине Дмитриевне на политическую реабилитацию.
Но об этом чуть ниже, а в тот год для нее наступило время выбора. Она лично могла никуда не уезжать, поскольку месяцем раньше вышла замуж и жила в доме мужа, члена партии Петра Чиркина, и носила его фамилию. И вот коммунист Чиркин предъявляет молодой жене ультиматум: "Ты остаешься со мной, но отрекаешься от своих неблагонадежных родителей и брата". Нина ему возразила: "Дорогой мой супруг Петр Григорьевич, мои родители меня воспитали, выучили, а потому в трудную минуту я их не брошу". Надо сказать, что в ту пору жена несгибаемого партийца носила под сердцем ребенка.
- На аборт я тогда решилась, - покаянно качает головой моя собеседница. - Не только потому, что без крыши над головой оставалась. Еще боялась, что ребенок унаследует от отца трусость, предательство и жестокое отношение к родителям. И с мужем мы разошлись: он от меня отказался, а я от него. С тех пор я замуж не выходила: поселилось в душе недоверие к мужчинам. И детей у меня не было.
Обманула вождя
В Юрюзани Нина долго не задержалась. Вернулась в Касли спустя полгода. Помог в этом: Сталин, письма которому она писала под диктовку отца. Вот ей из Кремля и пришло разрешение вернуться. А писала, что в Каслях остался муж, без которого прямо-таки не жить. Пришлось пойти на обман вождя, поскольку не муж, с которым все и так ясно, ее интересовал, а бабушка, оставшаяся без угла. Приехала и, пересилив себя, отправилась к Чиркину, попросила, чтобы приютил ее и бабушку: в родительский дом въехал местный партработник. Но муж отказал: мол, тебя, так и быть, приму, а старуху - нет. Нина вместе с престарелой женщиной стала скитаться по частным квартирам.
А Хорошениным и в Юрюзани не пожилось. Неподалеку стали строить Златоуст-36 и под боком очередной режимной зоны принялись выискивать неблагонадежных. Разумеется, первыми в списке числились ссыльные из Каслей. На этот раз мать и брата (отец умер в 51-м) отправили в Свердловскую область, на станцию Кауровка...
Всю историю своей семьи подняла Нина Дмитриевна, добиваясь признания статуса политически репрессированной. При этом неизменно добавляла, что не Сталин и Берия виновны в их высылке. Да, Сталин подписывал документ о выселении. Но вот в списки их внесли местные власти, спутав, кто есть глава семьи. Долгие хождения по инстанциям привели к тому, что в 1992 году ей выдали справку, где установлен факт применения политических репрессий к ней и членам ее семьи. Однако спустя три года данная справка была аннулирована распоряжением прокуратуры области. Мотив: семья Хорошениной выселена из Каслей по соображениям режима безопасности и сохранения государственной тайны.
Уничтоженное распоряжение
В мае этого года Центральный районный суд Челябинска на своем заседании под председательством В. Юсупова с участием представителей Н. Щура и А. Затеевой признал распоряжение прокуратуры от 07.09.1995 года N13 Р-95 незаконным, справку о реабилитации - действительной, установил факт применения политических репрессий к ней, ее отцу, матери и брату.
Вот и вся история. Остается добавить: со смертью тирана созданная им система не рухнула. Иначе не понадобилось бы пожилой женщине убивать полвека на установление справедливости: Я спросил Нину Дмитриевну, для чего она столько сил и лет потратила, добиваясь какой-то справки. Неужто ради прибавки к пенсии в сотню рублей, положенных жертвам политрепрес-cий?
- Нет, - ответила она мне, блеснув вновь повлажневшими глазами, - я это сделала ради себя, ради моей семьи, в счет моей погубленной молодости. Пусть все знают, что Хорошенины всегда были чисты перед Родиной и своей совестью.