07-12-99
Виктор РИСКИН
Кыштым
Письмо на свободу
В колонию позвало письмо. Привожу его с незначительными сокращениями: "Здоровенько, Санек! Вот пользуюсь возможностью черкнуть тебе. То письмо, которое передал через мать, мне могло обойтись дороговато: перед свиданкой шмонали.
Возьми, Саня, перечитай еще раз то письмо, я тебя прошу, это не шутки. Пробей насчет корреспондентов, а потом напиши мне по шифру. Понт будет ох...енный, если приедут журналисты из Москвы или Челябинска (а здесь всеобщая голодовка!). До верхов дойдет, всех мусоров здесь вз...ут. А мусора здесь произвол творят и беспредел. Не за х... в крытую отправляют, не лечат, ни х... в магазине - ни сигарет, ни чая. В изоляторе морозят. В прошлом году тут один от голодовки умер.
Да тут до х... чего. Мусора постоянно, круглосуточно гайки закручивают. На тебя, Толстяк, на твою помощь надежда. За то, чтобы мне дали эту свиданку, пришлось пообещать краски. Саня, если можешь достать любой краски - банок пять половой, стеновой - привези. В любой день пропустят. Если краски не будет, меня закроют в изолятор, потом - в крытую. Так что смотри сам".
Изучать письмо мы начали в кабинете начальника колонии строгого режима полковника Евгения Санникова. Прежде всего разобрались в малознакомых для обычного человека терминах.
- Пускать под пресс, - пояснял Евгений Николаевич, - значит охотиться, преследовать, закрывать в ШИЗО, садить в ПКТ - помещение камерного типа. Баба Шура - тюремный режим. Козлотня - активисты из осужденных, участвующие в самодеятельных организациях - совете отряда, секциях правопорядка, культмассовой. Как в обычном профсоюзе. Вот они-то, по мнению автора, и срывают шифер, то есть пользуются какими-то благами. Из письма следует, что его автор находится в отрицаловке - не желает считаться с правилами, установленными администрацией колонии. Пытается жить по законам воровского мира. Но здесь бал правят не воры и не смотрящие. Их нет ни в городе, ни в колонии. Попытки установить свой порядок были. Не вышло. В городе хорошо поработала милиция, а здесь - мы. Потому и называют нашу колонию не воровской зоной, а красной. Что касается краски от Санька-Толстяка, то возражений особых нет. Как нет и привилегий. Привилегии могут дать только добросовестный труд и примерное поведение. А факты, изложенные в письме, проверьте сами. Одно могу сказать - никто у нас не умирал. Тем более с голодухи.
Меню от Девятаева
В сопровождении заместителей начальника по воспитательной работе и тылу майоров Геннадия Устинова, Владимира Галицкова и начальника отдела безопасности Андрея Котова отправляюсь проверять факты. Сначала заходим в столовую. Огромный зал пуст. Время завтрака миновало, обед еще не наступил. Длинные столы, покрытые дюралевыми листами, откинутые скамейки. Ни соринки, ни пылинки. В кухне несколько трехведерных баков с варевом. Повар четвертого разряда Михаил Девятаев, держа в татуированных руках черпак, докладывает меню: "На первое борщ, на второе вермишель с мясом, чай. Хлеб - 250 граммов. Для "тубиков" - картошка с тушенкой, желудочникам - пюре". Колонистское меню хоть не блещет ресторанным разнообразием, тем не менее делится сообразно состоянию здоровья обитателей зоны на несколько категорий: 1-Д, 7-Б, 5-А - для гастритчиков, туберкулезников, больных, лежащих в стационаре. По словам Девятаева, порций хватает всем. Некоторые даже просят накладывать поменьше: не съедают! Поварскому искусству 37-летний Михаил Девятаев выучился в колонии.
Заглянули в мясной цех, где орудовал топором бывший житель Челябинска Р. Абдрахимов. У него второй приход в зону. Свиные туши научился расчленять классно. Так же умело разделывает и рыбу.
Мимо пекарни пройти было просто невозможно: такой от нее исходил душистый хлебный аромат. Группа пекарей нарезала еще горячие буханки на пайки - 200 и 250 граммов. "За день осужденному полагается 650 граммов", - объяснил опирающийся на трость невысокий, средних лет бригадир Виктор Тюхно.
Опять по пятницам...
По дороге в комнаты свиданий посетили магазин. Помните из письма - "ни сигарет, ни чая". Насчет чая автор поторопился: в подсобке соштабелеваны мешки с грузинским черным второго сорта. А с сигаретами прокол - полное отсутствие.
(Окончание на 4-й стр.).