07-12-99
(Окончание. Начало на 1-й стр.).
- Бывают перебои, - согласилась продавец, вольнонаемная Людмила Хабина, - но скоро подвезут. Зато табака предостаточно. И вообще весь необходимый ассортимент имеется: лук, печенье, арахис, майки, трусы, конверты. Еще бы ручки и бумагу: народ любит письма писать. А вообще у нас еще магазин есть. При комнате свиданий. Туда сходите.
И мы пошли. Магазин представлял собой ларек с окном в начале длинного коридора. Высокий парень во всем белом демонстрирует ассортимент: сигареты с фильтром, шоколад, бананы, апельсины, безалкогольное пиво. "Это для посетителей, - дает пояснения продавец Андрей Сидоренко (статья 228-я - хранение наркотиков), - чтобы за всякой мелочью на волю не бегали".
Попросились зайти в одну из комнат. В узком "пенале" (не более десяти квадратных метров) размещались раскладной диван, шкаф, стол, пара стульев. Здесь же находились двое - худенькая молодая женщина с грустным лицом и крепкий парень с радостно блестевшими глазами. Шура Куставинова из Снежинска почти пять лет ездит на свидания к собственному мужу Николаю. Дали ему семь лет за разбой (статья 146-я часть 2). Срок мог быть и меньше, но судьи учли, что до этого Коля имел три судимости. За хулиганку.
- Четвертое я совершил по глупости, - с сожалением признается Николай. - Пошел в три ночи за бутылкой. В магазине познакомился с одним мужиком. Решили вместе выпить. Тут подходит какая-то женщина. Чем, говорит, лакать в подворотне, пойдемте ко мне. Что было дальше, плохо помню: сильно пьяный был. Вроде тот мужик ее ударил и телевизор унес. Она в больницу попала, а я вот сюда.
Шура слушала монолог мужа молча, опустив голову. На мой вопрос, зачем ей сдался такой непутевый супруг, густо покраснела и выдавила: "Видно, судьба, и... люблю я его". Я дал Николаю прочесть письмо, приведшее меня в колонию. Он прочел и решительно сказал: "Провокация все это. Количество свиданий дают в зависимости от условий содержания - обычные, облегченные, строгие. Но в любом случае продолжительностью в три дня. Детям разрешают приезжать. Сынишку, ему десять лет, теща привозит. Какой ни есть, а я - отец. Если о всей колонии сказать, то у меня свой взгляд имеется. Голодовки здесь никогда не бывает. В других зонах двухразовое питание, а у нас три раза кормят".
Голуби ШИЗОкрытые
С тем же эскортом пересекаем внутреннее ограждение и под хриплый лай здоровенных овчарок идем в сторону приземистого бетонного строения. Дежурный заглянул в глазок одной из камер и несколько раз прокричал: "Всем построиться!" Вдоль стены по стойке смирно встали в две шеренги семеро одинаково стриженных, одетых в серые робы заключенных. Жарко. Градусов двадцать с лишним. Как только представился, раздался голос: "Я - осужденный Шалаев. Мне дали 50 суток. 15 - за карты. Остальные - не знаю за что". Его поддержал другой голос: "Осужденный Малофеев. Меня перевели на пониженную пищевую норму. Тоже не знаю причины". Майор Устинов прервал доклады, объяснив зекам, что гость - не надзорный прокурор, а областной корреспондент. И его интересует всего лишь температура в камерах. Разочарованный Шалаев махнул в мою сторону рукой: "А, тогда вам всего этого знать не нужно. Что касаемо температуры, зайдите в 28-ю: вот где морозилка!"
Звучит та же команда - и мы в 28-й. Действительно, разница ощутима. Но личные впечатления - одно, а показания термометра совершенно другое. Заносят градусник. Столбик ртути медленно ползет вверх и останавливается на отметке 18,5. Рабочая температура. Против прибора не поспоришь, и разговор переходит на знакомую по прежней камере тему. Свое право голоса смело реализует невысокий молодой зек с цепким, отчаянным взглядом: "Осужденный Денишенко. Нахожусь в ШИЗО за отказ от хозработ. А я этого не хочу. По понятиям. Почему я должен за кем-то убирать?!"
Относительно "за кем-то" осужденный Денишенко оказался не совсем прав. Убирать ему надо было не за братьями по зоне, а за... Господом Богом: в тот "отказной" день выпал снег и Денишенко предложили взять в руки лопату. Но гордый зек отверг предложение вместе с лопатой. Как недостойное по его понятиям. И осужденный Малофеев лукавил: ему срезали паек за то же самое - отказ от работы. С Шалаевым история круче и занятнее. 15 суток получил за игру в карты. На остальные 35 администрация его спрятала: на проигравшегося картежника "наезжали", требовали долг.
В зону со своей... коровой
Рядом со столовой висит плакат: "Запомни сам и передай другому, что честный труд - дорога к дому!"
- Нет, мы не идеалисты, - признается полковник Санников. - Конечно, можно из рецидивиста сотворить ударника коммунистического труда. Но только здесь, в колонии. А вот предсказать, как он поведет себя на свободе, когда нет рядом человека в погонах, сложно. Мы таким обычно говорим не прощай, а до свидания. На свободе они беспомощны и... беззащитны. Они просто не знакомы с правилами нормального человеческого поведения.
Тем не менее администрация не только не пренебрегает мерами воспитательного воздействия, но и делает на них ставку. Здесь задушевные беседы и обязательные лекции, религиозные постулаты от зачастивших в зону проповедников, контакты осужденных с родственниками. Последних не только приглашают на свидание. Если на момент встречи их близкий ударился в "отрицаловку", ведут к нему в изолятор, где они могут пожурить, пристыдить заблудшего, склонить его возвернуться к созидательному труду.
Кыштымская колония сегодня - это многоотраслевое предприятие для полутора тысяч заключенных. Они делают зернопогрузчики, мини-пекарни, вяжут овощные сетки. Умельцы творят картины из насыпного камня, режут из дерева чудные поделки. Чуть ли не все представительные кабинеты городов и районов области украшены двуглавыми орлами, сработанными рецидивистами. На этой красоте "колонисты" неплохо зарабатывают. Из федерального бюджета колония финансируется всего на 42 процента. Остальное добирают сами - пекарнями, гербами и... сельским хозяйством. В колонии курятник, где 500 хохлаток поставляют в месяц около 2000 яиц. (В скором времени куриное поголовье вырастет до пяти тысяч). От пяти коров надаивают 900 литров молока. Есть свинарник на 200 хвостов.
Повторюсь: для некоторых, получивших сроки в 20-25 лет, здесь проходит половина жизни. И эти некоторые не только мотают срок, но и обустраиваются. Один привез с собой телевизор "Голдстар" - оформили, как полагается, и установили в отряде. Другой захватил из дома... корову. Буренка прижилась за "колючкой" и исправно выдает положенное количество цельномолочной продукции.
Конечно, зона, даже красная, не пионерлагерь. Здесь сидят не домашние мальчики, а отпетые уголовники, искалечившие чужие судьбы, отнявшие чужие жизни. А потому особых симпатий они вызывать не могут. Да, им нелегко, о чем свидетельствует исполненное злобы письмо безымянного автора. Но они добровольно избрали бег по кривой, не заметив, как он обернулся бегом по кругу. В такой ситуации уж лучше "срывать шифер", чем ударяться в "отрицаловку". n