09-02-2000
Елена РАДЧЕНКО
Челябинск
Конец прошлого года местная культурно-политическая элита провела под лозунгом: "Вышли мы все из "Барака". Успех одноименного фильма земляка Виктора Петрова знаменателен. И как в наивные перестроечные годы было неловко признаваться, что тебя "не вызывали" и ты не страдал от "органов", так нынче стало модным вспоминать, что жил в бараке или папа твой был алкоголиком, потому что на него система давила.
Духовное единение людей тех мрачных лет нам теперь показывают в кино. И наверное, особенно приятно сидеть в буржуазном кинотеатре "КиноМАКС" и предаваться ностальгии.
В Челябинске открылось кафе "Светлое будущее". Так и хочется добавить в скобках: "тоталитарное". Все смешалось в нашем общем прошлом:
Фестивальный фильм "Тоталитарный роман" (сценарий Марины Мареевой, режиссер Вячеслав Сорокин) обречен на успех, потому что любовная история, в нем рассказанная, свела вместе людей, как будто бы живущих на разных планетах. И чем сильнее "охватившая их страсть", тем больше ты понимаешь, что они должны расстаться. И дело тут не в "безличной государственной идеологии", в чем-то глубоко внутреннем:
-Ой, какой мужчина интересный! Надь, он тебе нужен? Я подберу, - говорит героине соседка, шествующая по коридору с тазом. Героиня, естественно, живет в бараке.
Шестьдесят восьмой год, чешские события. Действие происходит в городе, где аж четыре дворца культуры. Методистом одного из них работает героиня. Ее зовут Надя, она носит жабо, любит артистку Татьяну Доронину. У нее ребенок на пятидневке, ей вставать в семь утра, по ночам конспектировать статьи из журнала "Коммунист". Влюбившись в диссидента, она покупает белые чешские туфли "Цебо". Туфли ей жмут:
Андрей бежал из Москвы, спасаясь от ареста. Там его товарищей уже начали "выдергивать по одному". Особенных убеждений у него нет, к диссидентам на огонек он забрел потому, что органически не переносит вранья официальной власти, да еще потому, что там была девчонка, которая ему нравилась. Здесь, в городке, его не вызывают в КГБ. Вызывают Надю: Как убежденного советского человека, которым легко манипулировать. Рушится привычный Надин мир, где искреннее возмущение американскими агрессорами и тяжелым положением женщин в капиталистических странах не оставляет времени для того, чтобы пожалеть себя. Андрей уезжает из городка, Надя остается - без жабо, которое она по просьбе Андрея, наконец, перестала носить, но с воспоминаниями. "Памятник настоящей советской женщине"? Просто женщине, которая остается одна, сохранив верность, не предав любимого человека. И тоталитаризм тут, простите, ни при чем.
Психотерапевтический эффект "Тоталитарного романа" несомненен: прослезились все. (Или почти все). Так приятно было обнаружить в себе эту способность плакать и сострадать. Спасительное сострадание: n