10-12-98
28 ноября по старому, 10 декабря по новому стилю исполняется 100 лет со дня рождения писателя Юрия Либединского, автора нашумевшей в первые годы советской власти повести "Неделя". Его детские и юношеские годы прошли в Миассе и Челябинске. Он был другом большевика Соломона Елькина, знал не понаслышке Евдокима Васенко, Самуила Цвиллинга, в числе других организовывал в Челябинске союз учащейся молодежи "III Интернационал", работал литсотрудником в "Известиях Златоустовского уездного Совета Рабочих и Солдатских Депутатов", под Златоустом же впервые выстрелил из винтовки в бою с белочехами. Двадцатидвухлетним юношей написал он повесть о контрреволюционном мятеже в Челябинске, которую газета "Правда" назвала первой ласточкой советской литературы.
"Неделя" - произведение, впечатляющее прежде всего своим героическим пафосом. Но вот в 1933 году в одной из московских школ пятиклассники пишут сочинение на тему "Музыкальный строй фразы Либединского". Строгая учительница Прасковья Андреевна читает размеренно и четко: "В просветы перламутровые, среди недвижных куч облаков синеет радостное небо..." Потом, уже в 1942 году, одна из учениц этого класса Лидия Толстая, будущая жена Либединского, скажет ему при первой встрече:
- Так это вы написали "Неделю"? А мы вас в школе прорабатывали...
- Кто меня только не прорабатывал, - с грустной усмешкой ответил писатель, вкладывая в последнее слово иной смысл.
В декабре в Челябинске и Миассе, где именем Либединского названа центральная библиотека, ждут приезда из Москвы вдовы писателя Лидии Борисовны Либединской, которая уже не раз бывала на Южном Урале. Многим она здесь подарила свою автобиографическую книгу "Зеленая лампа", в которой есть теплые строки о родине мужа (вообще она автор 12 книг). В этом году мне довелось встретиться с ней во время командировки в столицу и побеседовать, результатом чего стало интервью в "Челябинском рабочем" от 30 июня. Но не все из нашей многочасовой беседы вошло в него. Я подумал, что будет нелишним в связи с юбилеем писателя-земляка припомнить неиспользованные фрагменты того разговора. Полистав к тому же ее книгу воспоминаний, заглянув в автобиографическую повесть Юрия Николаевича "Воспитание души", я нашел, что некоторые моменты его жизни и творчества имеют весьма любопытный аспект.
- Я с благоговением отношусь к Южному Уралу, к его людям, - сказала при встрече Лидия Борисовна (в это трудно было не поверить, видя, какое гостеприимство она оказала мне). - Это передалось мне от Юрия Николаевича, который много рассказывал о дорогих ему Миассе и Челябинске, часто порывался свозить меня с детьми туда. Только раз при его жизни нам удалось побывать на Южном Урале. В Миассе мы жили в одной из бывших купеческих дач, что на берегу Тургояка. Увидев озеро, я поняла, почему он с таким восторгом описывал мне его. Юрий Николаевич очень любил природу, тонко чувствовал ее одухотворяющую красоту, ее переменчивое "настроение".
Мне поначалу показалось странным услышать такое о писателе-большевике, создавшем немало отнюдь не лирических книг про революционную борьбу и гражданскую войну. Однако, заглянув недавно в его повесть "Воспитание души", я удивился умению автора живописать природу, причем не "дубовым" языком, свойственным иным пролетарским сочинителям, а сочным и ярким, обнаруживающим в Либединском хороший литературный вкус, развитую душу. Я поймал себя на мысли, что ни в одной другой книге или статье я не читал ничего более впечатляющего о Тургояке. Это даже не чисто художественное, а, я бы сказал, музыкально-литературное описание озера. Думаю, читатель со мной согласится, когда прочтет нижеследующие выдержки из главы "Апассионата" (название говорит за себя).
"Оно (озеро - В.Е.) лежало среди высоких гор. Эти горы сами по себе были красивы, но в сочетании с озером, на первый взгляд казавшимся округлым, создавалась такая единственная в своем роде картина, что эта первая встреча с озером стала для меня откровением. Мне точно сообщили что-то, чего не можешь постичь, а тем более выразить, и в то же время знаешь, что это тебе уже сообщено, что до встречи с озером ты не знал чего-то самого главного в жизни..."
"За семь верст видна на той стороне полоска прибоя, воздух так прозрачен, словно его совсем нет. Озеро искрилось под солнцем, оно меняло свой цвет. Иногда дальная половина его вдруг покрывалась белыми гребешками - там дул ветер из ущелья, а у нас было тихо. Потом и до нас доходило волнение..."
"...А озеро, хотя я и видел его ежедневно, каждый раз внезапно удивляло меня. Точное чувство подсказывало мне, что никогда и нигде не увижу я больше такого чуда, откровенного чуда, не только каждый день, но и каждый час нового!"
Наиболее же "музыкальным" мне показалось описание Тургояка во время грозы. Лирический герой бежал к озеру и слышал, как "оно ревело, еще невидимое, ревело все громче". Он взбежал на дюну и увидел "чудовищной величины волны, вздымающиеся на несколько сажен". "Озеро было все молочно-голубое среди темных гор, - сказано далее в книге. - Но вдруг наступала черная тьма, и тут же при свете молнии оно восставало снова молочно-голубым. Порою его чудовищное кипение завивало на лету устремленные вверх воронкообразные вихри, с бешеной быстротой проносившиеся из конца в конец озера".
Картина настолько потрясла мальчика-Либединского, что потом не раз снилась. Вот описание одного из снов: "Мне снилось все то, что я видел наяву: и взметывающиеся вверх черные с белыми гребешками волны, освещенные молочно-голубым мерцанием молнии и озеро, вдруг являющееся из тьмы и тут же исчезающее вновь, взблескивание молний, и непрестанный гром, рокот которого то удалялся, то накатывался все ближе и ближе..."
Читая главу, практически всю состоящую из буйно-восторженного, живописно-красочного описания Тургояка и такой же необыкновенной природы вокруг него, я почувствовал Либединского не человеком прошедшей эпохи, не тем более пролетарским писателем, которого "прорабатывали" в школах в далекие 30-40-е годы, а вполне современным прозаиком-маринистом, своим земляком, только что вернувшимся с озера и делящимся впечатлениями. Так понятна и близка мне его "Апассионата".
Валерий ЕРЕМИН.
(Наш корр.).
Москва-Миасс.