12-01-99
Еще нет и полудня, а на улице словно вечер: сумрачно, ветрено, холодно. Видимо, поэтому у большого из красно-белого кирпича здания Кичигинского детского сада - ни души. В широком проеме окна, расставив руки, стоит женщина, похоже, замазывает меж рамой щели, утепляется. У ее ног мелькают, словно в танце с присядками, белобрысые ребячьи макушки.
Но мне - не в детский сад. Половину его здания уже второй год занимает детский приют, переведенный сюда из райцентра. В поселке Увельский ему было не совсем хорошо, тесно и неуютно. А в Кичигино - благодать: окраина села, просторная территория, почти от порога начинается сосновый бор - место игр и экскурсий этой шумной ребятни.
Иду в приют. Недалеко зима, а финансовый кризис уже давно сдернул последние лохмотья с нищей сельской экономики. По всем оценкам и выводам, в это специфическое детское учреждение пришло голодное и холодное время.
Директор приюта Олег Галимович Гафуров, выслушав меня и рассмеявшись, не принял пессимистического тона в разговоре.
- Проблемы у нас есть, - говорит он, - но мы, к счастью, не голодаем. Наши дети питаются, может быть, даже лучше, чем в детском саде, и это, думаю, правильный подход. Потому что те дети, если их недокормили в саде, могут вечером еще поесть дома, а у наших такой возможности нет.
На стене кабинета Олега Галимовича рядками тесно наклеено несколько десятков цветных фотографий, а над ними надпись, как заголовок над газетной статьей: <Братья и сестры>. На фотографиях - воспитанники приюта, но надпись-заголовок относится лишь к трети фото: только на них запечатлены братья с сестрами. Но я ловлю себя на мысли, что она, надпись, сделанная таким образом, объединила и тех, и других юных граждан в одну семью, независимо от кровного родства - братья и сестры по общему несчастью. Сколько их, с пеленок ставших изгоями несостоявшихся и гибнущих семей, пасынков свихнувшихся с жизненной стези родителей? В начале года, зимой, в приюте было сорок детей - тридцать из Увельского района, десять привезли из Южноуральска. Сейчас в приюте пока двадцать два ребенка. Цифры меняются постоянно: кого-то из ребят отправляют в детский дом, другие возвращаются к родителям, сказывается и время года. Плавающие цифры, в любое время показатель может и упасть, и удвоиться - да, есть еще резервы беспризорщины не только на просторах сельского района, но и в каменных стенах города.
- Разными путями попадают дети в наш приют, - рассказывает Олег Галимович, глядя на фотографии. - Человек только жить начал, а за плечами уже целая трагедия. Два года назад поступил к нам Юра из деревни Водопойка. Он внебрачный ребенок, поэтому стал ненужным ни матери, ни ее родителям. Правда, раза два-три его мама к нам приходила, плакала, обещала Юру забрать. <Сначала проспись, найди работу и уж тогда приходи за своим сыном>, - сказали мы ей. Увы, больше не появлялась.
А эта вот четверка братьев и сестер прибыла из села Петровка. Отмыли мы их и увидели, что они, оказывается, все белокурые. Представляете, в каких условиях дома жили? Кристина из села Хуторка к нам уже третий раз пришла. Поживет, отдохнет, подкормится и уезжает домой, к маме. Но дома жить нельзя, поэтому вновь возвращается в приют. В последний раз привезла с собой и подругу, мол, в приюте жить лучше. Правда, подруга оказалась из нормальной семьи, и родители ее быстро забрали. В третий раз оказался в приюте и Саша из Южноуральска. Первые два раза его к нам привозили по решению городской комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав. А в третий раз сам пришел. Увидел я его в городе, спрашиваю: <Как живется дома?> <Мама пьет>,- отвечает. <Если тебе плохо, - говорю, - приезжай>. Приехал и живет.
С Олегом Галимовичем мы ходим по многочисленным комнатам приюта. Он показывает мне, в каких условиях живут дети. Внешне все тут прекрасно: спальные комнаты на троих, ковры, хорошая мебель, телевизоры, игрушки - квартирный тип быта.
- А я домой хочу! - увидев директора и оторвавшись от телевизора, заявляет десятилетний мальчуган. Саша из Южноуральска. Да, хорошо в приюте, но это не родной дом.
- Нет ребенка, который бы не хотел вернуться домой, к матери, - говорит Олег Галимович. - Вот так и разрываются надвое: с мамами жить невозможно и мы родной дом заменить не можем. Хотя именно к этому уровню заботы и стремимся, с помощью района и добрых людей, конечно.
Приют закреплен за несколькими сельскохозяйственными и промышленными предприятиями района: кичигинским ремонтным заводом (директор И. Исаев), Кичигинским горно-обогатительным комбинатом <Кварц> (директор Н. Сазонов), агрофирмой <Красносельская> (директор А. Мамонов), колхозом <Рассвет> (председатель В. Дегтярев). По словам Гафурова, не было случая, чтобы руководители этих предприятий отказали в какой-то просьбе. Поэтому на приютской кухне постоянно свежие мясо, молочные продукты. А руководители подхоза <Южноуральский> (директор В. Трапезников) нынешней осенью сами позвонили, чтобы приезжали с детьми в сад. Съездили, заготовили овощи, фрукты, сделали на зиму варенье. Председатель колхоза имени Куйбышева Л. Казанцев выделил растительное масло, которое стали бить на собственном заводе. Директор Красногорского комбикормового завода П. Лаптев не отказал в меде. Теперь, если кто из ребят простынет, можно будет прогревать и лечить их медом с травяными отварами: лечебные травы сами заготовили.
Помогают приюту и частные лица, по старому выражению, - доброхоты. Приехала из Южноуральска Оксана Николаевна Гулиева, привезла теплые вещи и двести рублей. Из села Нехаево весной позвонила женщина, попросила приехать. Привезли от нее полный <шиньон> овощей. Челябинские пенсионеры также дарили лишние овощи. Запомнился поступок недавнего фермера Ивана Федоровича Чинькова. В деревне Михири у него был участок земли, на котором выращивал зерновые. Свое частное сельскохозяйственное производство он закрыл, уехал в Челябинск, занялся богоискательством. Приехал в приют, предложил взять оставшиеся от фермерства деньги, две тысячи рублей. Почти на половину суммы накупили школьных принадлежностей и остальные деньги потратили на детей. На слова благодарности Иван Федорович ответил: <Спасибо Богу, надоумил>.
- Нам бы чуть-чуть побольше <живых> денег - мы бы лучше содержали детей, - говорит Олег Галимович. - Взаимозачеты обходятся очень дорого, да и ограничивают возможности приобретать те или иные продукты питания. Хотелось бы чаще покупать, скажем, яйца, конфеты, чем-то другим побаловать детей. Не можем. Все наши дети нуждаются в лечении. Нам бы оборудовать кабинет физиотерапии, с ингалятором, кварцем, солюксом. А все, что можем, - это дать таблетки, сделать укол. Не на что организовать нормальное лечение.
Разнообразить питание - не единственное желание Гафурова. Вернее, не самое главное. Будучи педагогом, всю жизнь работая с детьми, наблюдая за ними, пришел к выводу, что абсолютному большинству их нужна не- отложная помощь. Если не кривить душой, как утверждает, уже фактически в каждом селе необходимо открывать если не собственный приют, то хотя бы группу дневного пребывания. В этом же Кичигино, по мнению Гафурова, десятка два ребят надо бы накормить и обогреть, помочь с обувью, охватить воспитательной работой. Еще в 1997 году он предлагал в селе, на базе приюта, организовать центр реабилитации. В него вошли бы и детский сад, и группа дневного пребывания, и подростки, пожившие в приюте. Им же все равно отсюда некуда уходить. Нужно было для этого и общежитие открыть. Не поддержали ни школа, ни детский сад. Но, убежден Олег Галимович, напрасно не создали центр реабилитации, потому что с ребятами работали бы и психолог, и логопед, и нарколог, то есть была бы создана такая служба детской помощи, без которой уже обходиться нельзя: 70 процентов с виду благополучных детей нуждаются в такой помощи. В школах, правда, сейчас есть классы коррекции, но должного эффекта они не дают - нет адаптации.
Приют обзавелся собственным огородом, на котором выращивается немного овощей и картофель - полторы тонны клубней нынче накопали. Решили обзавестись небольшим поголовьем свиней и курами на мясо. Оказалось, что этим заниматься нельзя, потому что приют находится в санитарной зоне. Пожалели, конечно, и организовали небольшую швейную мастерскую - шьют прикроватные коврики, учатся штопать и так далее. Сейчас в подвале здания оборудуют мастерскую - мальчики будут слесарничать и столярничать. Словом, ребят учат труду и жизни, чего не получали и не могли получить в своих семьях.
Столкнулись работники приюта и с проблемой более тонкого свойства, деликатной. Года полтора назад привезли в приют из Южноуральска девочку Таню. Ее мать лишили родительских прав - спилась. Таня ходила в школу, неудачно. Медико-педагогическая комиссия поставила ей диагноз - замедленное психическое развитие. С июня по сентябрь с Таней в приюте занимались по специальной программе, а в сентябре она пошла в Кичигинскую среднюю школу. В обычный, нормальный класс, не <зэпээровский>. Училась хорошо, школу закончила с одной <тройкой>. Недавно Таню увезли в Южноуральский дом детства, и оттуда запросили протокол той самой медико-педагогической комиссии, поставившей Тане пренеприятнейший диагноз. Протокол потребовался для того, чтобы определить Таню в класс, где учатся дети с запаздывающим психическим развитием. Диагноз этой комиссии записывается в личные дела ребят, и если он даже ошибочный и его не устранить, то будет преследовать человека всю жизнь.
- Но есть и более страшные примеры, - говорит Олег Галимович. - Эта же комиссия ставит и такие диагнозы, как, скажем, олигофрения в легкой степени. В феврале 1997 года к нам поступили из Увельки брат с сестрой. Жене было шесть лет, а его сестре Вале - четыре с половиной года. Мы их свозили в Челябинск, в диагностический центр, где их и признали олигофренами в легкой степени. Мы с ними занимались все лето, и в сентябре Женю отправили в школу. Он без особого труда закончил первый класс, а Валя - программу подготовительной группы. Она вообще девочка очень сообразительная, общительная и с юмором, любимица детей и воспитателей. Мы попросили в областном управлении образования, чтобы Жене и Вале дали путевку в детский дом, где содержатся нормальные, здоровые дети. Там нас заверили, что со временем, если дети себя проявят, их переведут в нормальный детский дом. А до этого, мол, пусть живут в Лазурненском вспомогательном интернате, где олигофрены. И мы вынуждены были подчиниться. В Лазурненском интернате нас тоже заверили, что детей определят в отдельную группу, мол, у них тоже есть здоровые дети, вот их всех и объединят и станут за ними наблюдать. То есть наши выводы, результаты учебы не в счет, игнорируются. А все дело в том, что приют находится в сфере социальной защиты населения, а путевки в детские дома выдает управление образования, поэтому нашим специалистам попросту не верят.
- Так, может быть, прежде чем везти ребенка на комиссию, его надо сначала <подержать> в приюте, чтобы прошел адаптацию?
- Действительно, практически каждого ребенка, которого только что изъяли у родителей-пьяниц, можно считать с психическими отклонениями. Ведь многие из них даже не знают, что обед состоит из двух-трех блюд, что раз в неделю надо ходить в баню. Многие, живя в своих семьях, питались комбикормом. Битые и завшивленные - жизнь в постоянном стрессе. Но абсолютное большинство, когда с ними поработаем с полгода, становятся нормальными детьми. Поэтому мы извлекли горький урок: на комиссию отправлять ребят стали только после адаптации. Но ведь тем детям, о которых рассказываю, не стало легче. Им надо помочь уже сейчас, надо исправить ошибку.
О заработной плате педагогов и воспитателей, кажется, уже и говорить становится немодным - получают мало и невовремя. А персонал приюта, хоть тут и педагоги, и воспитатели, таковыми и считать нельзя. Юридически они работники сферы социальной защиты населения, но областному управлению вряд ли нужны, так как содержатся местным бюджетом. А Увельский район - дотационный. Поэтому все сотрудники давно побывали в отпусках, уже вновь до устали наработались, а отпускные еще не получили. И заработную плату в последний раз получали в апреле.
...Несколько часов мне рассказывали о детях, спонсорах, проблемах воспитания и помощи, а о том, что самим работникам приюта тоже нужна помощь, узнал мимоходом. Видимо, на фоне детского горя собственные проблемы кажутся не столь значимыми.
Анатолий ЛЕТЯГИН.
(Наш корр.).
Увельский район.