12-05-99
Сегодня, когда на рынке море книг, двухтомник Александра Базарова "Дурелом, или Господа колхозники" все же привлекает внимание читателя. Достойным, но не крикливым оформлением, а прежде всего заголовком. Когда это колхозников звали господами? И какой такой "дурелом"? А все началось лет десять тому назад. Курганский обком партии заказал тогдашнему сельскохозяйственному институту справку о масштабах раскулачивания в их крае. Начальство поручило изготовить сей документ экономисту Базарову. Теперь его во всех архивах - от Москвы до Тюмени - встречают как самого близкого человека.
В редакции "Челябинского рабочего" Александр Александрович появился, когда вышла первая его книга "Кулак и АгроГУЛАГ". Тогда же появились его публикации и о раскулачивании, и о земельном кодексе, и о судьбе России на новом историческом изломе. Каюсь, я подправляла его текст, который, конечно же, не требовал никакой правки. Просто я боялась, что перо автора слишком острое для читателя, а скорее - для цензора...
С той первой встречи прошли годы. Неизменным оставалось одно: сколько бы мы ни разговаривали с А. Базаровым, нам никогда не хватало времени. А главной темой у нас была будущая книга. Но когда я открыла ее, оказалось, что многого так и не успела узнать.
"Дурелом" читается на одном дыхании, но когда дыхания не хватает, откладываешь книгу в сторону, переполнившись информацией. И каждый раз вспоминается признание автора:
- Такие документы порой в архиве попадаются, что мигом выскакиваешь на улицу. Куришь и глотаешь слезы. И понять невозможно, как можно было жить в то время, ведь ни в грош не ценилась человеческая жизнь.
Страшных судеб в его книге немало. И все основано на документах. В колхозе имени Сталина работала большая семья Парахиных. У сторожихи Парасковьи Дмитриевны было пятеро детей. Судя по трудодням, не была ни прогульщицей, ни ленивицей. А умерла от голода 8 марта 1937 года. На шесть едоков правление выдало семье в январе 21 килограмм хлеба, в феврале только 6,3 килограмма, в марте и вовсе два килограмма. Девятнадцатилетний сын Григорий учился на курсах механизаторов. С голодухи зарезал двух чужих гусей. За это правление не выдало на него ни килограмма хлеба. Парень ходил в правление, каялся, просил хоть одну булку. В последний раз вышел и умер по дороге домой. В отчете председателя облисполкома, впоследствии расстрелянного М. Советникова, говорится: "Умер в судорогах, хватал горстями землю и так умер на глазах всего села... Дочь Глафира и ее сын Виктор умерли от голода в апреле..."
А страна в это время видела изобилие на столе с экрана. "Веселых ребят" и по сей день показывают. Только мало кто из зрителей знает, что поросенок и яблоки с виноградом были на столе не всамделишные.
Другую историю из этой же главы "Ребячье мясо" может подтвердить челябинец Павел Андреевич Чернов. Его мать как-то зашла к соседке, вдове-переселенке из Белоруссии. Было это по весне 33-го. "Хозяйки дома не оказалось, но в углу Татьяна Чернова увидела деревянную бочку, из которой торчали детские ноги. Тело ребенка было разделано и частью съедено. Вызвали коменданта и понятых. В убитом малолетний Павел признал своего четырехлетнего соседа Конку, Конон - полное имя. Мать-убийца сразу же призналась, что сделала это в полном уме, и показала следователю, где закопала под дерном внутренности. В глазах соседок висел немой ужас - как ты могла!? "Смогла, - ответила та, которой выпало решать непосильный для матери вопрос, - думала сберечь хоть старшенького, ела сама и его кормила. Троим бы нам не выжить, наложи руки на себя - оба сына умрут".
Откроешь учебник истории, так про то время писано, что жил сельский труженик трудно, но жил все-таки. И ни слова о людоедстве, о голодных смертях колхозников и ссыльных.
Думаете, только сейчас народ вспомнил про забастовки? "В связи со снятием со снабжения городского контингента города Чердыни, - сообщал заместитель ПП ОГПУ по Уралу Тучков, - имеют место волынки. 8 января учителя не вышли на конференцию, требуя накормить. Служащие, пожарники, учителя толпами с детьми ходят в районные организации с требованием хлеба... Для ликвидации этих непорядков по нашей линии указания даны". Даже ехидничать по поводу "указаний" не хочется.
Говорят, доносителю - первый кнут. Но благодаря стукачам мы узнаем о нашем прошлом немало интересного. Даже анекдоты. За анекдоты ведь тоже сажали. "В школах Висима, доносит заинтересованное лицо, дети на уроках спорят между собой, доказывают, что при царе жизнь была лучше. Тут же ходит подозрительный разговор. Раньше был царь Николашка - мяса бери хоть ляжку, пришел Ленин - стало всего мене, пришел Сталин - давать ничего не стали!" К отчету автор приложил четыре страницы антисоветских анекдотов. Обкомовские адресаты, закрывшись в кабинетах, хватались за брюхо. В ГПУ, куда поступила копия отчета, полагалось не смеяться, а бдить. Анекдоты про Семен Михалыча и Михал Иваныча отдавали хорошим одесским вкусом, и это значило, что составлены они умным старорежимным человеком. По линии дознания делу дали ход, сфокусировав внимание на пожилых составляющих педколлектива".
Если бы была такая премия - на самую честную книгу года, я бы выдвинула "Дурелом". И еще я наградила бы автора за искусство плотную, прямо-таки спрессованную прозу органично сочетать с сухим и малограмотным языком документа.
Когда в областном фонде культуры разные люди собрались на обсуждение "Дурелома", совершенно неожиданно разгорелся спор о языке автора. Надо знать А. Базарова, слушать его торопливую, очень эмоциональную речь, чтобы понять, как его любят студенты, любят его предмет, казалось бы такой строгий, застегнутый на все пуговицы.
Вообще-то у меня есть предложение преподавателям-русистам: дайте студентам задание выписать все анекдоты, прибаутки и пословицы. Такого они никогда не слышали и не читали. Соленые, далекие от литературного языка язвочки подслушаны автором в той самой деревне, откуда он родом и которую любит и жалеет. А самым глубоким кладезем народной мудрости для Александра Александровича была его мать- Таисия Ананьевна, чьей памяти он и посвятил сей труд. Так вот учителя советской школы и бывшие обкомовские аппаратчики возмущались "ерничеством" автора над народной трагедией. Слава Богу, хоть признали трагедию трагедией.
Ну, поди ж ты, не льет слезы Базаров над болью человеческой. Он даже сноски делает с юмором. Вот одна из них, взятая наугад: "Работа, снятая по материалам одноименной главы, свидетельствам Чернова П.А., Носковой Н.К., Кочкина Н.А., на региональном фестивале телепрограмм "Белые пятна истории Сибири" признана фильмом зрительских симпатий, а авторы премированы плюшевой мартышкой. Премия и сейчас передо мной. Будучи продуктом китайского производства, хорошо держит лицо. Лишь изредка физиономию смышленого примата кривит понятное ехидство". Кстати, фильм "Сироты страны Советов" неоднократно был показан по ОРТ, РТР и НТВ.
Что же касается якобы ерничества, то это, мягко говоря, непонимание самой книги и ее автора. Мне же страшно за Александра Александровича, он буквально сгорает, пропуская каждую трагедию через свое сердце.
Любит ли автор своих героев? Это и доказывать не стоит. Стоит открыть книгу на последней странице.
"Земля землей. Вдоль села тихо, часто останавливаясь для отдыха, бредет пожилая женщина. В авоське две булки хлеба и пачка соли. Даже со спины походка выдает бесконечную усталость. Живое олицетворение нынешней деревни. Она не сверстница персонажам данной книги, по возрасту где-то их предвоенная дочь. Только и у нее все позади. То, что от Бога: родители, любовь, дети, внуки - святит прожитое. Остальное варварски истрепано в клочья чужой и злой волей.
Большинство вчерашних колхозников - люди пожилые. Впору думать о колонизации деревни. Тщетно надеяться, что старичье поднимет Россию на дыбы. Здоровье этих поколений утоплено в нищете и принудиловке. У них осталось одно. То, что возвышает старость над материальной суетой молодости, - доброта и вера. Прошлое они великодушно простили и искренне горды тем, что родились в самой лучшей из стран, у которой все-все-все самое лучшее впереди"...
Светлана МИРОНОВА.