13-01-05
Михаил ФОНОТОВ
Челябинск-Миасс
На Южном Урале было - очень давно - так: с запада высокие горы, известняковые или кварцитовые, с востока - морская впадина, почти пропасть, а между ними - предгорья. Время опускало вершины, крушило, низвергало, а водные потоки несли крошево (аллювий) по склону и сбрасывали в пропасть. В конце концов горы потеряли километров шесть высоты, километр-полтора, однако, сохранив, впадина заполнилась до краев, а предгорья "срезало" до коренных пород. Как раз срединная - с севера на юг - полоса нашей области, коренная, гранитная, пронизана золотоносными жилами и засыпана золотоносными песками. В самой северной деревне, в Тимино, добывали золото и в самой южной точке, в Синем Шихане, добывали золото, а западные и восточные окраины золота лишены.
Нечего говорить, что и срединная полоса области одарена по-разному: где щедро, где скупо. Два пятна на карте области я бы раскрасил двумя яркими красками: верховья реки Миасс - россыпное золото и плато Кочкаря - рудное золото. Эти две провинции в свою очередь тоже усеяны золотыми пятнами разной насыщенности. В верховьях реки Миасс, например, золото наугад выделило безвестную речушку Ташкутарганку.
Я стою в центре поселка, у автобусного павильончика, перед зеленой долиной Ташкутарганки, удрученный тем, что не найти здесь никаких примет того сентябрьского дня, кроме этих известняковых глыб, которые, будто неопрятные бело-серые стога на кочковатой луговине, стоят покрытые оранжевыми и коричневыми лишайниками, растрескавшиеся, нашпигованные белыми обломками кварца. Где-то здесь, вроде бы у павильончика, и была та копань, в которую спускался царь Александр, потому что как раз на этом месте, как уверила нас местная учительница Асия Разаевна Спиридонова, стояла пирамидка с позолоченным двуглавым орлом, поставленная в честь высокого гостя...
Кстати, ящик с двадцатью двумя пудами песка, выкопанного царем, а также лопату и кайло, которые он держал в руках, сразу же, как реликвии, были препровождены в Златоуст, в горный арсенал. Через два десятилетия место пирамидки заняла чугунная колонка с бюстом царя на ней. Революция смела реликвии самодержца, раскидала их по подвалам. Не сохранилось ничего, кроме чугунной плиты, извещавшей, что Александр I соизволил добыть "своими - это слово выделено крупным шрифтом - державными руками золотосодержащих песков 22 пуда". Та плита теперь - экспонат краеведческого музея Миасса.
Из принципа "имя вождя на имя царя" поселок назвали Ленинском. Чрезмерное административное рвение всегда рождает несуразность. К Ташкутарганке Ленин не имел никакого отношения. Сколько бы ни было золота в этой речушке, поселок не заслуживал имени вождя. Тогдашняя нелепость теперь обернулась пренебрежительностью к имени, которое приписано поселку, оставшемуся доживать век в захолустье. Был бы Александровским - и ладно.
Еще лет двадцать Ташкутарганку копали и перекапывали вдоль и поперек, выворачивали наизнанку, "пахали" по руслу и по берегам, перелопачивали илы, глины и пески - истерзанная река покорно отдавала свои драгоценности, которые сама нисколько не ценила, поскольку ее единственной драгоценностью была хрустальная вода. А люди выуживали из слякотной грязи выщербленные, словно оплавленные куски, обтирали их ладонями и, найдя под грязью вожделенный проблеск, поднимали к небу полные слез глаза, будто держали в руках свое счастье.
Самородки, однако, попадались все реже и реже. Шесть с половиной тонн золота отпустила Ташкутарганка за первые двадцать лет. Сколько же еще? Казалось, иссякла речка, исчерпалась. Потеряли старатели интерес к Ташкутарганке, надумали закрыть Царево-Александровский прииск. Туманный октябрьский день 1842 года мог быть последним для прииска, если бы не этот пацан, Никифор Сюткин. Замешкался он в закопушке, ковырялся под дождем в грязи и наткнулся на угол камня. Камень был тяжелый, одному не вывернуть. Никифор пластинкой снял глину, а под ней - оно. Не своим голосом закричал Никифор - позвал на помощь. Старатели повисли над ямой, допытываются: "Оно?" Никифор молчит. Раз молчит, значит, надо спускаться вниз. Короче, подняли старатели глыбу, ходят вокруг нее, а Никифор, весь мокрый, сидит в сторонке и плачет.
Срочно послали к Аносову. На следующий день, под охраной, глыбу перевезли в Златоуст. Еще через несколько дней, под охраной же, самородок отправили в Екатеринбург. Наконец, уникальную находку торжественно проводили в столицу, в Петербург.
Самородок Никифора Сюткина - "Большой треугольник" весом 36 килограммов - стал достоянием России. Крупнее его у нас нет.
По нынешним ценам само золото "Большого треугольника" стоит менее 150 тысяч рублей. Но, наверное, кроме коммерческой у него есть другая цена, например, геологическая. "Большой треугольник" - геологический феномен. Специалисты отмечали, что "на нем было много отпечатков горного хрусталя, один пронизывал его насквозь". А все дело в том, что "он вырос в приповерхностной зоне, заполнив крупную друзовую полость с многочисленными кристаллами". Самородку повезло - он оказался в пустой полости, в которой набирал силу вместе с кристаллами хрусталя и других минералов.
Нет, не было покоя Ташкутарганке, не оставили ее старатели, хотя не раз собирались покинуть. Почти через сто лет после Сюткина на берегах Ташкутарганки искал счастья старик Петр Симонов, старатель-одиночка. Поздней осенью, когда землю поверху уже сковало морозом, ходил он с ломиком, обносившийся и опустившийся, тыкал железом наугад, то у себя во дворе, то под забором - где попадя. И однажды - попал, в заячьи уши. Вытащил он те золотые уши весом почти в три с половиной килограмма, унес в избушку, не веря в свое долгожданное счастье.
Самородок Симонова - экспонат Алмазного фонда, а сам он... Водочки попил досыта - только и всего.
Люди не только не ушли с Ташкутарганки, они посадили на нее драгу - чудовищную громадину, которая, казалось, способна проглотить всю реку от берега до берега. После драги вокруг поселка остались озера-разрезы.
Поселок весь ископан. Живого места в нем нет. Тут шурф, там - отвал, тут шурф, там - отвал... На главной улице, впритык к ней, за накренившимся заплотом, рядом с домишком, под яблонькой-дичкой чернеет шахтный ствол, затянутый крапивой и заваленный ветками желтой акации... Дома между шахтами, дома - на шахтах. А что такое балаган, обычное жилище старателя? Яма, а на ней какой-никакой срубик. Балаганы достояли до наших дней.
Но всему приходит конец. Угомонились искатели сокровищ, все будто бы выгребли из маленькой речушки, впадающей в Иремель, приток Миасса. Разобрали старатели драгу, отложили лопаты, кайла, грабарки, бадьи, вашгерды. Оставили землю в покое. И Ташкутарганка, несколько лет поискав себя в развороченной долине, успокоилась, озеленила берега луговыми коврами, осоками, где дала место островку тростника, где подняла ивовый куст, а плесы выгладила голубыми зеркалами и опрокинула в них белые облака. И ни помину - о золоте.
На речку Ташкутарганку за счастьем приезжал сам царь Александр. На "свой" прииск приезжал. На тот, который зачастил самородками и который назвали Царским, Царево-Александровским.
Это было ясным сентябрьским днем 1824 года. Пока ждали царя, перед самым его приездом, Дементий Петров, человек простой, выковырял в "царском" забое самородок на восемь фунтов, тот самый, который потом был обозван подкидышем. Находка, с одной стороны, вселяла надежду, что императору подфартит тоже, но, с другой стороны, самородок Дементия мог достаться царю, если бы тот не опередил его. Впрочем, самородок все равно оказался у Александра - его вручили ему вместе с хлебом-солью, когда царь приехал на берег Ташкутарганки.
Царь с лопатой в руке на дне довольно глубокой ямы - картина не из обычных. Да, Александр взял лопату - "Я как бергауэр" - и принялся копать глину. Остальные тоже схватили лопаты, принялись ковыряться невпопад, кося глаз на монарха. Нагрузив несколько коробов, которые тотчас были подняты наверх, Александр отставил лопату, взялся за кайло, вонзил его в песок и задел какой-то камень. Ему помогли выворотить его, и Александр так и поднялся на поверхность с камнем в руках. Его встретили аплодисментами. "Неужели я так счастлив?" - удивился он в надежде, что в руках у него самородок.
Потом на глазах у царя 22 пуда руды, добытой им, были промыты. В них оказалось 12 золотников, которые державный старатель взял на память вместе с самородком Петрова и куском руды, им откопанным. Раздав всем подарки - деньги Петрову и другим рабочим, орден начальнику Златоустовских горных заводов Татаринову, Александр покинул "свой" прииск.
Зря поторопился. Потому что в тот же день, в том же забое был поднят самородок весом более одиннадцати килограммов. И еще две недели натыкались на самородки - какой на три, какой на пять, какой на все 10 килограммов. Всего их было десятка полтора.
(Продолжение следует).