13-07-02
Михаил ФОНОТОВ
Челябинск - Кунашак
Пролог
Трава. Эта равнина богата травой. Травой, которая растет сама по себе. Только и всего.
Это дикое разнотравье не всякий оценит. Эти тонкие злаки, то метелкой, то колосом, эти клевера трех цветов, эти усатые горошки, эти пахучие таволги и донники, эти шалфеи, коровяки, сныти, борщевики, васильки...
Заброшенная пашня не радует глаз. Только не здесь. Не вспахали? И правильно. Здесь не надо пахать. Разве что самый минимум. Под огород, под картошку. Остальное даст трава.
А трава даст мясо и к мясу молоко, масло, творог, простоквашу, кумыс. И кое-что плюс к тому.
Еще равнина богата рыбой - золотистым карасем, карпом, пелядью.
- Харис, чем живут здесь люди?
Харис Зарипов, глава Халитовской администрации:
- Чем живут? Пастбищами, сенокосами. Травой. У нас есть слово "ак тамыр". В переводе белый корень. Так мы называем пырей. Башкиры говорят: если есть ак тамыр, не надо лошади овса. Сенокос - главная работа. Откормить скот, продать мясо, молочные продукты, наловить и продать рыбу - так и живут люди...
Общий план
На карте области, в ее северо-восточном углу, легко заметить белое пятно, забрызганное голубыми крапинками. Пятно это (вроде эллипса, слегка сдвинутого по вертикали) в длину километров пятьдесят, а в ширину - километров тридцать. Большая его часть находится на территории Кунашакского района.
Это - самое низкое место в нашей области.
Границу между Уралом и Сибирью географы проводят по горизонтали 190 метров. Тут, ближе к западному краю "эллипса", граница и проходит. Восточный край заметно ниже. Отметки его высот менее 170 метров. А уровень воды в озерах 161 - 164 метра.
Это - равнина. Ее можно было бы назвать степью, если бы не изобилие влаги. Не степь это, а луга. А в лугах - озера и болота. Крупные озера - Айдыкуль, Тахталым, Комкуль, Маян, Куракли-Маян с болотами Мамынкуль и Алакуль и неисчислимым количеством озерцов среди болот. Акчакуль, потерявшийся в плавнях, - то ли озеро, то ли болото.
Текущая вода - редкость. Ни одной реки. Кроме Межевой. На старых картах Айдыкуль по Межевой сбрасывал лишнюю воду в Течу. Теперь же от Межевой остался короткий отрезочек. Но зеленый эллипс кунашакских лугов по округе, где ближе, где дальше, сопровождают такие реки, как Синара и Караболка (с севера и запада) и Теча (с востока и юга). Между прочим, уровень воды в реках много, на 20-30 метров, ниже, чем в озерах. Они, эти реки, что-то вроде дренажных каналов для влагообильной равнины.
Для ясности упрощу: Западно-Сибирская низменность, берущая начало у Кунашака, очень давно была морем, которое упиралось в древний Уральский хребет. За долгие тысячелетия хребет "рассыпался" и заполнил море, ставшее низменностью. Если копнуть, в ней под черным слоем почвы откроются глины, пески, песчаники, известняки, опоки... Ископаемые, более полезные, здесь вряд ли обнаружить. Зато совсем рядом, на северной, западной и южной окраинах, найдены ценные руды меди, цинка, вольфрама, молибдена, титана, других, в том числе редких, металлов, а также золота и серебра.
Этот край - издавна башкирский. (Более глубокую древность, тоже обитаемую, оставляю в покое). На ландкарте 1736 года территория между Синарой и Миассом обозначена "Башкирские юрты". Юрты отмечены на берегах озер Айдыкуль, Тахталым, Маян и других. Есть сведения, что башкиры появились здесь в ХVII веке (1663 год). По другим источникам какие-то башкирские племена оказались на этой равнине гораздо раньше. Это требует изучения и уточнения. Мне же важно сказать, что здесь башкиры нашли то, что хотели, - траву. (Можно спорить, что ценнее, трава или руды). А что нужно башкиру, кочевому или оседлому, для счастья? Тучное пастбище и удобный водопой для скота.
Кроме башкир (из племен сальют, катай, табын) на территории "лугового эллипса" обитают, ближе к рекам, татары (мещеряки). Русских мало, всего одна деревенька.
Портрет
Равнина - это низкая плоская земля и над ней высокое круглое небо. Земля - зеленая, если луг, или голубая, если озеро. За озером полоска горизонта тонкая-тонкая. А там, где она пошире, - возвышение. Может быть, всего-то на два-три метра выше дола, и то благо - есть, где поставить юрту или дом. Возвышенность (уба) в низменности - ценность.
Нет, равнина - не голая плоскость. Где выпуклость (чуть-чуть), где вогнутость (чуть-чуть). Если блюдце с водой, там по бережку тростник. Если чаша без воды, но сырая, там осоки. Где еще суше - округлыми кустами кучерявятся ивняки. Где совсем сухо - осиновый или березовый колок.
Что ни деревня - вода. Большая или малая. Почти всегда на въезде лужа в одернованных берегах, а в луже - утки с утятами или гуси с гусятами.
Голой земли мало. Она покрыта зелеными "паласами". Двор ли (даже и школьный), улица или околица, а тем более бережок - всюду будто подстриженная трава-мурава, то есть спорыш, или гусиная травка, то есть лапчатка гусиная, или подорожники. Даже и луговые дороги от спорыша "мягкие" - не успело прокатиться автомобильное колесо, а стебельки уже поднимаются, встряхиваются.
Равнина - это скучно? Как посмотреть. У каждого рельефа свой характер. Горы хороши вертикалями. Леса хороши замкнутостью. Равнины хороши открытостью, простором, далью.
Племена
Не доискаться теперь, кто он был - Барак. Старик Барак, говорят жители Баракова, одной из двух деревень на Айдыкуле, первый тут поселился, от него и пошло. А Жанфида Вагапова, учительница из Халитова, имеет версию, что Барак был не кто-нибудь, а один из потомков Чингиз-хана. По версии Жанфиды, первыми в этих местах появились башкиры-сальюты. И было это еще в XII веке. Сальюты будто бы не пошли с другими племенами на запад, в Европу, а свернули в Зауралье прямиком из монгольских степей. И осели они в 22 деревнях своей волости с центром в Бурино.
Не все так просто, однако. Большинство русских не делает различий между башкирами, татарами и даже казахами. Принято считать, что между собой они всегда жили в мире и согласии. И если было противостояние, то между ними и русскими. Нет, всяко случалось и между племенами одной веры. В памяти жителей Баракова осталась легенда о том, как на них напали казахи, выгоняли из юрт, били и убивали, собрали дань и ускакали. Даже и между башкирскими племенами возникали недоразумения. Если сальюты тут обосновались первыми, а катайцы или табынцы появились позже, то надо было потесниться, а это всегда неудобство. В поисках своего места на земле племена и народы не раз вступали в конфликты, и до сих пор еще не все устроились, как хотели.
Не доискаться теперь, кто он был, Барак. Кстати, сами жители между собой деревню называют иначе, по-своему - Карасур. Объяснений тому тоже нет. Объяснения потерялись на дорогах истории.
Колодец
Дом Байгали Гайсина стоит в Баракова первым на въезде, а у дома - колодец. Улица называется Центральной (всего в деревне три улицы). Она покрыта стареньким асфальтом. На этой улице, когда, кажется, ни взгляни, обязательно увидишь человека с тележкой и с флягой на тележке. Вся деревня ходит к колодцу за водой. Есть и другие колодцы, но вода в них не годится для питья. Где только не копали и не бурили - нет хорошей воды.
И в других деревнях такой удачный колодец, как в Баракова, пусть и единственный, - большая редкость. Парадокс известный: воды много, куда ни ступи, сыро, акватории подобны опрокинутому небу, а не сразу напьешься.
Тайга
Деревня Сосновка стоит у озера Соснового. Озеро небольшое. Небольшое, но редкое. Редкое, потому что с соснами. Сосны в этих местах отнюдь не правило, а редкое исключение. Нигде нет, а тут - растут. Загадка.
- На Сосновое поедем смотреть сюй, - пообещал нам Айдар Зиятдинов, краевед, сын краеведа.
- Сюй? Что такое сюй?
- Сюй - это тайга.
- Тайга? Среди болот?
Поехали. Переобулись в сапоги. Намазались лосьоном от комаров. Пошли в тайгу. Сначала трава по пояс, потом вода по колено. Гривастые кочки. На кочках белый пух отцветающей пушицы. Болотное чавканье. Болотный запах. Полный штиль. Тучи комаров, которым лосьон нипочем...
Воды все меньше. Топко и пружинисто. На пятнах мха - веточки клюквы, розовые чашечки ее цветочков. Клюква... Кислый болотный шарик, северный лимон, журавлиная ягода родом из палеогена. Очень, кстати, беспомощное растеньице.
- Тут бывает и брусника, и морошка, - объясняет Айдар.
Белыми шарами цветет и багульник. Его сладко-терпкий колдовской запах сначала приятен, а потом почему-то не очень. В иную погоду его эфирные испарения так густы, что вспыхивают от любой искры. И этот сюй не раз горел...
Идем среди березок и сосенок. Деревца низенькие, но все выше, все выше. Наконец, настоящий лес, где уже совсем сухо.
- Осенью тут уйма подберезовиков, - уверяет Айдар.
Лес стоит среди болот на возвышении. Сосны как сосны. Может быть, на их стволах бронзы меньше, чем на соснах "классического" бора.
- Здесь легко заблудиться, - говорит Айдар, - были случаи.
Возвращаемся к сухому берегу. И сразу идем смотреть ручей, который питает Сосновое. Ручей перетекает через дорогу. Дно его каменистое.
- А рядом был карьер, камень брали, - вспохватывается Айдар.
Карьер? Значит, сосны растут на камнях? Не в том ли их разгадка? Может быть, на всем озерно-болотно-луговом "эллипсе" это единственное место, где (как и почему?) к поверхности подступает каменистое ложе, пригодное для сосен?
Пока переодевались, вокруг нас волновались чибисы, близко подбегали любопытные зайцы, поодаль прошлись пугливые косули.
- И лоси приходят сюда, - добавляет Айдар, - в тайге у них лежбища.
Озеро Сосновое - памятник природы. Правда, пока нигде никак не обозначенный. Но дело поправимое. Тем более, что Айдар - районный депутат.
Камень
Харис Зарипов, глава Халитовской администрации, показал на карте: ахтана - за деревней Баязитова. Ахтана - это памятное место, курган, а на нем камень.
На много верст во все стороны болота и плавни, полное безлюдье и - камень среди трав.
Едем. Нас сопровождает житель Бурино, старый педагог Маркс Гарипов. Не доехали. Оставили машину у мокрого лога. Пошли пешком. Ширь и даль. Ветер в лицо. Запахи трав.
Пришли. Курган пестреет цветущими травами. А камня нет. Недалеко еще два кургана. А камня нет.
- Мне дед говорил, - вспоминает Маркс Зарипович, - что здесь была старинная дорога с юга на север, к Багаряку и дальше. По этой дороге будто бы возили соль. Однажды башкиры напали на обоз, в стычке многие погибли, тут их похоронили.
Уж очень зыбка история этого башкирского края. Уж очень легко отдано забытью его прошлое, не такое и далекое и такое нетронутое. Жаль. Это "белое пятно" ждет своего исследователя.
Камень нашелся. Я наткнулся на него у осинового колка, где роилась туча стрекоз. Наверное, камень сюда скатили с кургана. Мы долго ходили вокруг него, хотели что-то высмотреть, выспросить, но он не сказал нам ни слова.
Легенда
Из записей Жанфиды Вагаповой:
- В давние времена на берегу одного озера жили башкиры. Хорошо жили, богато, держали много скота. А южнее кочевали казахи. И местный бай обручил свою дочь красавицу Маян с сыном богатого казаха, который в детстве переболел оспой и стал рябым.
Когда Маян в первый раз увидела жениха, упала в обморок. Не понравился ей жених. Тем более, что она уже успела полюбить пастуха из своей деревни.
Однажды Маян взяла свои украшения и деньги и пошла с подругами в лес. Подруги пели и плясали, а Маян отошла в сторонку и на поляне рассыпала монеты и украшения. Найдя их, подруги бросились собирать в траве драгоценности. Так увлеклись они, что забыли о Маян. Когда очнулись, девушки нигде не было. Нашли ее мертвой, с кинжалом в груди. Ее похоронили, а ночью на могилу любимой пришел пастух и покончил с собой. С тех пор это озеро стало называться Маян.
Захолустье
Единственная на "белом пятне" русская деревня - Акчакуль. Акчакуль потерялся в том самом углу, где сходятся границы трех областей. Такое это место - тройное захолустье.
К самому озеру, одноименному, не пройти. Берега его заросли кустами и невзрачными деревьями, а на воде плавают острова "лавды".
- У нас браконьерам худо, - пошутил местный старожил Анатолий Васильевич Ефимов, - они сети поставят, а ветер переменится, лавду прибьет к другому берегу - и пропали сети.
В Акчакуле живут бывшие куряне. Как знает Ефимов, крестьяне из Курской области переехали сюда в 1914 году, надо полагать, по столыпинскому закону. Расселились вокруг озера порознь, по участкам: Королев, Воронин, Бардин, Дублин... Так шли участки. От них ничего не осталось.
Были у Акчакуля благодатные времена. И до революции, и после. Монастырь тут, женский, небольшой, на берегу озера приютился. Монашки развели сад, пасеку. Монастырь, известно, закрыли, но дело монахинь, как говорится, не пропало зря: уже при колхозе сад возродился и расширился, пасека тоже укрепилась.
Теперь красного кирпича белошовный дом монахинь осел, окривел, осыпается. Заброшена и кузня, которой в последние годы был отдан монастырский дом. А сад одичал. В наглухо сомкнувшихся кустах цветут шиповник и жимолость, теснятся сирень, желтая акация и черемуха, а над кустами поднимаются несколько стволов липы, коренастый дуб, яблонька, лиственница и обязательные тополя. В кустах снуют птицы, в знойном затишке жужжат мухи, а с озера доносится долгое кукование.
Много лет насчитала кукушка Акчакулю, как бы не перестаралась. Давно уже он был лишен перспектив. Осталось каких-нибудь два десятка дворов. Деревня уходит... n