15-04-98
Прямо сказать, поэт обществу никогда не нужен. И откуда он берутся, эти поэты в обтрепанных одеждах. Вечные сироты с влажными складными свежими словами на устах:
Кругом гремят крылами птицы,
и бродят тихие паяцы.
И мы свои не видим лица,
а к детям - низко наклоняться.
Однако те, кто привык к неизбежному присутствию поэта, предъявляют ему, как правило, три требования: первое - чтобы поэт выразил большое чувство; второе - если не чувство, то должен высказать очень большую поднебесную или подземную мысль; и третье - если не удаются два первых условия, то поэт обязан поразить меня - эстета - громокипящей метафорой. Хорошо, если этот магический треугольник сверкает в каждом стихотворении.
Вот с такими простыми требованиями я и читаю книгу двадцатилетнего челябинского поэта Константина Сергеевича Рубинского. Книга имеет название "Календарные песни". Ну что ж, меня устраивает это название, поскольку я еще помню, что календами древние римляне называли первые дни каждого месяца и старались их отмечать сердечным ликованием во славу природы и жизненных сил.
"Сейчас я тоже примусь ликовать", - подумалось мне. И ожидания мои оправдались:
Терновый путь к Олимпу дан,
А я обут лишь в пыль и пепел.
Сильная энергичная мысль при помощи метафоры уложилась в две строчки, со скоростью света обрисовав возможность поэта. Действительно, поэт - вечный нищий, пешеход, одинокий предстоятель перед звездами, букашками и Творцом - создан на страницах книги волей совсем молодого автора:
Я, Господи, стою на пустыре,
как точка в неоплаченном пространстве.
Но точка, полная духовной отваги, трагикомического таланта, которые помогали человеку во все времена писать репортажи с земли, адресуясь к Богу и не впадая в ложный пафос или бессильный плач.
Маленькими поэмами о судьбе человека можно назвать многие стихи Константина Рубинского. Первое из них "Безобразные котенки" в разделе "Время детское":
Ветер снежной трет метелкой
щеки заспанным прохожим.
Безобразные котенки
из подвалов кажут рожи...
Оптимисты по наследству:
были бы помойки с пищей!
Ну куда, скажите, деться -
не котенкам - мерзлым нищим?
Цитировать сюжетное стихотворение почти невозможно, надо его читать полностью. Но эстетический образ создан, созданы "Безобразные котенки" - некий аналог тому, что происходит за пределами сердца поэта, в реальном мире России девяностых годов. И чем точнее выписана метафора, чем вернее движение мысли: тезис-антитезис-синтез, тем более приближается к пророчеству диагноз: "Безобразные котенки желтый месяц жадно гложут". При такой остроте пера читателя спасает только милосердие поэта, который выбрал для собеседования с нами тему "безобразных котенков", а не иных каких-нибудь монстров.
Милосердие - это тембр, стиль и Божий дар Константина Рубинского, оно принципиально отличает его в литературном потоке сего дня. Любуется ли он младенцем ("Он улыбается, ребенок"), поклоняется ли возлюбленной: "Я ревную твой голос к шипению моря, но ему одному доверяю тебя"; "девчонка, дичка, водопадка...", оплакивает ли материнство ("Колыбельная"), задает ли сложнейшие вопросы: "Может, маленький нищий со зрачками Иисуса ест приличную пищу и не чувствует вкуса...", - его стихи отличаются культурой формы и чувства. Он сторонится разгула стихийных страстей, сторонится и не принимает их разрушительной силы. Потому что наш поэт человек охранительный. Милосердный и охранительный.
Тем свободней и счастливей чувствует он себя в лоне культуры. Полны гармонии и радости мастерства его подражания Пушкину, Цветаевой, Бродскому, современной школе московских маньеристов, фольклорным напевам. Поулыбается поэт, поблагодарит сей скудный мир за радость таланта и опять его тянет, как магнит, главный его Собеседник:
Теперь все кончено. Мы детство
оставим дуракам в наследство.
Наш мир и шире, и страшнее,
он точит дух, он ранит плоть.
Мы загрубели, вырастая.
Мы знаем все законы Стаи.
Не теми, кем хотели, стали.
Кто виноват?
- Молчи. Господь.
"Монолог нелегких люмпенов".
Сильные чувства, острые, пронизывающие пространство мысли, драматические метафоры - все присутствует в этой книге. Ее лирический герой дан в развитии, как в хорошем романе: робкий мальчик, дерзкий подросток, прекрасный эллин-юноша в окружении муз, еще не тронутый тлением. А в самом деле, ведь и природа выбрасывает молодую поросль для созидания, обновления мира.
Маленькая поэма "С-нова" для меня прозвучала именно как творческий обет человека не только восхищаться или ужасаться, но сотрудничать с Творцом по воссозданию разрушающегося мира, с надеждой на его потенцию к возрождению:
Создам вначале сад. Не рай тропичных спален,
не каменный приют адамской наготы,
а тяжкий сок плодов для птиц, что петь устали,
а грузный переплет древес...
...Смотри с верхов. Судья, на дубль сотворенья!
Тебя не превзойти, да мне и ни к чему.
Я создаю разлив горячего цветенья,
а чтобы был нектар, отдам цветам пчелу.
"Мне есть о чем писать, мне есть кого спасать", - рефреном повторяет поэт, рисуя картины видимого ему мира:
Какой ужасный век, какая кровь на лицах,
какой продроглый свет питает небеса!
Но отрок мир творит,
и с ним ручей струится,
и есть о чем журчать, и есть о чем писать.
Поэт Константин Рубинский опекаем нашим обществом с детства. Он - наш общий сын. Его имя занесено в золотую книгу "Новые имена планеты ХХ-ХХI века". Вторая его книга "Календарные песни" солидным объемом в восемь печатных листов оформлена молодой художницей Светланой Никонюк. Для нее это дебют в сложном деле создания книги.
Дело моей статьи обратить внимание читателей на выход новой книги и на возможность ее участия в нашем общем, всегда молодом деле жизни.
Римма ДЫШАЛЕНКОВА,
член Союза писателей России.