15-05-01
Лидия САДЧИКОВА
Челябинск
Не знаю, почему ее считают некрасивой. Правда, она и сама с детства комплексовала из-за своей внешности, и только настойчивость мамы помогла Инне поверить в то, что она станет актрисой. Да какой! Кому не удалось увидеть театральные работы Чуриковой, запомнили ее героинь из фильмов "В огне брода нет", "Начало", "Военно-полевой роман", "Ребро Адама", "Плащ Казановы", "Курочка Ряба", "Ширли-мырли" и многих других. Некрасивая? Своеобразная. Не боящаяся быть некрасивой. Талантом своим перечеркивающая все банальные представления о внешней красивости.
Когда несколько лет назад ее муж, известный кинорежиссер Глеб Панфилов, представлял в Челябинске свой театральный постановочный дебют "Сорри", где были заняты Чурикова с Караченцовым, и я брала у него интервью, видели бы вы, как расцвело его лицо, когда речь зашла об Инне Михайловне. Я взглянула на нее его любящими глазами и убедилась: она красивая, она - особенная.
И вот она снова побывала в Челябинске, где сыграла в спектакле Бориса Мильграма "Овечка" по пьесе Птушкиной вместе с Гедиминасом Тарандой, знаменитым танцором, пробующим себя на драматическом поприще, и актрисой Ириной Максимкиной. После спектакля, пробившись через "засаду" ее поклонников, я взяла у своей любимой актрисы небольшое интервью.
- Инна Михайловна, я уже не раз замечала, что вы креститесь перед выходом на сцену. Недавно услышала, что артисты от церкви отлучены, ибо человеку дано Богом одну жизнь прожить, а актеры "проживают" много жизней. И потому, дескать, место артиста - за оградой кладбища.
- Это неправда. У меня так много знакомых актеров, уже покинувших этот мир, и все они похоронены на кладбищах. Вообще-то человек может быть движим любовью, а может - ненавистью. Считаю, что актерское дело построено на любви, это не дьявольский промысел.
- А божественный?
- Ну, если Господь есть любовь, то не думаю, чтобы он был против нашего дела. Так мне кажется. Я не назову свою профессию грешной. Если мы, актеры, и грешны в чем-то, то не больше, чем все другие люди. Я, например, в церковь хожу. И, конечно, хочу в том, в чем я виновна (понимая, что виновна), покаяться. Насколько у меня сие получается - это другая история. Но от грехов хотелось бы избавляться. Я молюсь всеми молитвами из молитвенника.
- О чем вы просите Бога? Что для вас самое главное в жизни сейчас?
- Моя первая молитва - о сыне моем Ване и о матери моей. А еще о муже, конечно, и обо всех близких, родных. Чтобы разума нам всем Господь дал, чтобы осветил каким-то смыслом каждый день. Вообще-то молитва - это тихая история. Ты ж тихо молишься, для себя, а не для читателей и не для зрителей. Поэтому чего уж мне вам тут все рассказывать.
- Я знаю, что вам очень дорога память о Раневской. Великая актриса, а как она была одинока! Писала в своем дневнике: "Некому даже сон свой рассказать". Что, артисты при своей публичной работе часто испытывают одиночество?
- Дело не в этом. Я должна вам сказать, что старость одинока. Почти всегда и везде. У Раневской были друзья, ее многие навещали. Однако старость, как мне представляется, - это чаще всего трагедия.
- А вам, наверное, незнакомо чувство одиночество? Вы ведь окружены такой любящей семьей!
- Ну почему же! И у меня бывают подобные ощущения, хотя рядом со мной мой самый близкий (ближе не бывает) человек - мой муж. Однако каждый нормальный человек иногда чувствует свое одиночество. Это сродни рождению и смерти. Знаете, не надо бояться, ведь одиночество дает человеку возможность отрешиться от суеты, поговорить с Богом, подумать о вечном.
- Раз уж вы заговорили о своем муже, осмелюсь заметить, что история вашего брака, вашей любви - особенная. Семейные союзы творческих людей хрупки. А вы вместе 30 с лишним лет. Есть, очевидно, какой-то ваш женский секрет, коли этот человек рядом с вами и предан вам всю жизнь?
- Я этого не знаю. Не пользовалась никакими секретами, не прибегала ни к каким ухищрениям.
- А вот ваша героиня Лия в спектакле "Овечка" коварно ведет себя, чтобы заполучить мужа: всеми правдами и неправдами отбивает возлюбленного у своей младшей сестры.
- Мне кажется, Лия не коварна, она очень сильно любит и свою сестру, и этого мужчину.
- Но сколь изобретателен способ его завоевания!
- Да, она вторглась в чужую судьбу. Зато навечно осталась в истории, вошла в Библию. Это же библейский сюжет.
- А в вашей жизни не было ситуаций, чтобы кто-то пытался вмешаться в вашу жизнь и ее разрушить?
- Может быть... Но я не хочу это рассказывать читателям. Не стоит об этом говорить.
- Знаете, недавно я о вас в Интернете материал нашла...
- Ужасный, ужасный материал! Что это такое? Кому это надо? Как можно! Кто это делает и для чего? Там почти все неправда!
- После того, как я его прочитала, даже не хотела идти смотреть "Овечку". (К счастью, пошла и осталась довольна). В той статье - упрек в ваш адрес по поводу того, что такие, как вы, "уникально-штучные актрисы" стали "вставать к конвейеру", имея в виду антрепризу как коммерческое предприятие, не сочетающееся с понятием творчества.
- О, Боже! К кому же обратиться, чтобы защитили мою честь и достоинство? Кто скрывается под псевдонимом Аглая Вездесущая? Я до такой степени люблю свою профессию и до такой степени дорожу ею... Работа над "Овечкой" была очень важным и ответственным моментом. Режиссер Боря Мильграм меня долго уговаривал пойти в этот спектакль. Он как бы начало моей антрепризы. И согласилась я лишь оттого, что раньше ничего подобного не играла. Никогда мне Марк Захаров не предложил бы это в Ленкоме, никогда! Такую роль играла бы другая актриса. А Мильграм предложил. Однако я даже не знала, как это надо играть, как переступить через свои принципы, как произносить столь откровенный текст. Мы с Борей долго работали над ролью, прежде чем мне стало ясно, что моя героиня и не плохая, и не хорошая. Поначалу у него было решено, что Лия одета в черное, Рахиль - в белое. Я говорю: "Нет-нет! Они сестры, они любят друг друга. Лия любит Рахиль, как мать. Нельзя их поделить на черное и белое". Просто они любят одного мужчину. Любят! И Лия не смогла устоять перед ним. Она, как могла, пыталась его соблазнить. И вот этот монолог-соблазнение в моей многолетней актерской практике первый. У меня всегда были абсолютно другие работы. Так что я словно по лезвию бритвы шла. Но это же роскошный текст, который драматург Птушкина взяла из Ветхого Завета! Текст красив, как песня - песня откровенная, любовная. И когда это стало понятно, мы рискнули, и мне кажется, зрители нас понимают и принимают. Нет в спектакле того, что можно было бы назвать дурной эротикой.
- Вернусь, если позволите, к статье в Интернете. Автор ехидничает: "Не чужд актрисе и бытовой демократизм. Совсем недавно она утверждала, будто все еще лично ходит по магазинам".
- Вот это как раз правда. А что тут особенного! Сама хожу по магазинам. Но там еще есть про мое письмо к председателю Госкино, которым в 70-х годах был Ермаш. Да, я писала ему, умоляла, чтобы нам с Глебом разрешили снять исторический фильм о Жанне д'Арк. Письмо было очень эмоциональным, я в нем рассказывала, что ради предстоящей роли отказалась от всех других творческих предложений и даже от возможности иметь детей. Четыре года мы с Панфиловым вынашивали эту идею. Но в письме не было ни слова о том, что я угрожаю в случае отказа лишить себя жизни, это выдумки интернетовского борзописца. Наветы, сплошные наветы. Более того, автор скрывается за чужим именем и боится открыться. Думаю, это заказная статья.
- Во имя чего?
- Очевидно, я кому-то мешаю. Не знаю, кому.
- А раньше подобного не случалось?
- Да всякое пишут, пользуясь тем, что я к людям отношусь с доверием. Может, и автор этой статьи, скрывающийся за псевдонимом, - один из моих знакомых, который и после этой публикации со мной здоровается как ни в чем не бывало. Может, это даже кто-то из близких людей. Но кто? У нас было такое однажды. Как-то мы в небольшом зале показывали друзьям и коллегам фильм "Тема", который Глеб еще в конце 70-х снял, а в прокат он вышел только в 1986-м. И вдруг после этого просмотра в Госкино ушла анонимка-донос на наш фильм. Причем писал человек, владеющий пером, весьма образованный. Нам это письмо передали. Кто из наших друзей-коллег его написал? Не знаем. Но доверие к своим товарищам у меня до сих пор колоссальное. Не могу себе представить, что если кто-нибудь перейдет мне дорогу или обидит ненароком, чтобы я отреагировала столь же подлым образом. Это не моя история. Вот почему я столь мучительно думаю: Боже мой, кому же я и чем не угодила?
- А что Глеб Анатольевич говорит по этому поводу?
- Конечно, ему неприятно. Но что по этому поводу говорить! Наплевать и забыть. Кто хочет этому верить, пусть верит. А кто меня чувствует и знает, тот ни за что не поверит. Так же, как не поверю я, если какой-нибудь бред будут писать о людях, которые мне дороги.
- Чем сейчас вы и Панфилов заняты?
- Мы сейчас ищем. Очень хотим вместе работать. Может быть, это будет спектакль, а может, фильм. Я, конечно, мечтаю сняться в фильме, но таком, чтобы это было нечто стоящее. Понимаю: время уходит. Однако суетливой работой заниматься не хочется. Пусть это будет что-то очень важное.
- А что, пока даже зацепочки никакой нет?
- Сценариев-то много приносят. Смотрю их, и досада берет. Знаете, у меня такое впечатление, что сейчас снимают все что ни попадя. И актеры соглашаются - деньги нужны. Но я, если говорить о кино, торопиться не буду. Уж я подожду! Может, нам с Глебом удастся что-то сделать, а может, с кем-то другим. Есть же еще хорошие режиссеры. Вдруг получу какое-то замечательное предложение!
- Дай вам Бог! n