18-12-02
От меня ушел муж
Лучик утреннего солнышка пробежал по моему лицу, я открыла глаза. Мой муж спокойно собирался на работу. Казалось, все было как всегда. Но вот он вошел в комнату и положил на стол большую пачку денег. "Я ухожу от тебя", - послышался его сдавленный голос.
Спросонья я опешила, обалдела, окаменела... Он поспешно прикрыл за собой дверь. Позади остались 20 лет совместной жизни.
Не помню, как оделась, шла на работу с тупой болью в голове: "За что? Что случилось? Как жить дальше?" Волю слезам дала, когда с подругами поделилась своим горем.
"Наплюй на него и начни новую жизнь, вот тебе телефон фирмы знакомств, звони прямо сейчас, клин вышибают клином", - заявила моя подруга Любаша.
Я позвонила от безысходности, от страха остаться одной. Мне назначили встречу в фирме, после собеседования дали несколько номеров телефонов. И я позвонила первому кандидату на знакомство. Он назначил мне свидание.
При встрече я сказала: "От меня вчера навсегда ушел муж". Ответ: "То было вчера, а ты здесь и сейчас со мной". Дальше были встречи - сложные, интересные, необходимые.
Мы вместе уже полгода, я так счастлива, что даже страшно писать об этом. Теперь я знаю, что такое настоящая любовь. 19 апреля мы предполагаем обвенчаться.
Хотите верьте, хотите нет - 18 апреля от меня ушел мой муж, а 19-го я нашла другого. Вот так!
Нина
Верность
В 1945 году я лежал в госпитале в Латвии. Со мной в палате был тяжелораненый Вася Дронов. От разорвавшегося снаряда он получил несколько осколочных ранений. Была пробита щека, врачам не удалось сохранить ногу: ампутировали почти у самого колена. Был задет какой-то нерв, отчего страдал больше всего. Порой кричал от боли. Жил на обезболивающих уколах.
В редкие моменты просветления рассказывал о своей невесте - красавице Полине, чью фотографию носил с собой. Они должны были пожениться, но помешала война. В первые же дни пришла повестка, и военный эшелон увез его далеко от родной Сатки. Почти необученных ребят бросили в сражение под Смоленском. Много полегло там молодых парней, но Вася остался цел и невредим. Хранила судьба его и дальше. Но в марте 45-го под Ракенау (Восточная Пруссия) пришла беда.
И вот теперь, попав в госпиталь, он сокрушался: "Кому я такой нужен, изуродованный инвалид!" Он не решался написать о своей беде: боялся, а вдруг отвернется Полина, зачем ей такая обуза? Тогда я решил написать ей без его ведома.
Прошло много времени, а ответа все не было. Но однажды в палату вошла высокая стройная красавица. Это была Полина. Получив мое письмо, она решила: "Надо ехать". Сказать просто, но ох как трудно было в те времена это сделать.
Две недели она пробыла в госпитале. Вася воспрял духом. Хотя он с трудом передвигался, все же утихла боль. Врачи разрешили его увезти в родную Сатку.
Так получилось, что, выписавшись из госпиталя, я приехал в Челябинск к тете на постоянное житье. Поскольку рана моя зажила не совсем, попал в госпиталь восстановительной хирургии, тогда находился он на улице Воровского (теперь здесь пульмонологический центр). Захожу в палату и вижу Васю собственной персоной. Конечно, вспоминали о былом, но больше говорили о настоящем. Вася и Полина поженились. Живут отдельно от родителей (Васе дали комнату в коммуналке). Оба работают. Ждут ребенка. Все бы ничего, но вот нога подкачала - открылась рана.
Прошло еще несколько лет, я снова встретил Васю - он приехал в командировку. Несмотря на протез, ходит без палочки, правда, слегка прихрамывает. У них уже двое детей. О Полине говорит только в превосходной степени. Ведь это ее любовь, ее верность поставили его на ноги.
Ефим КОЛОДЕЖ
Земляника в октябре
Он появился в нашей группе на третьем курсе застенчивым, тихим парнем. Позднее узнала, что, потеряв в 18 лет отца, он стал опорой младшему брату и маме-пенсионерке.
Пятый курс мы начинали с картошки. В ожидании машины разбрелись поискать запоздалые грибы: "бабье лето" в том году держалось долго. Первые заморозки пробежались по лесу, но только отдельные пряди березовых кос пожелтели. Выхожу на поляну, а там... Вспомнилась сказка про двенадцать месяцев, когда среди зимы появились подснежники. Здесь было и того удивительнее: пригорок был усыпан цветами земляники, обрамленными лакированными резными листочками. Наклонилась понюхать эту лесную прелесть, а под цветком блеснуло что-то алое. Ну, так и есть - ягодки, по-летнему спелые и сочные. Собрала их в красный букетик - пойду, покажу ребятам. Вернулась из леса, а друзья уже сидят кружком, разные истории рассказывают. И только он в сторонке. "Ты видел когда-нибудь в лесу землянику в октябре? - спрашиваю. - Вот попробуй".
Надвигалась преддипломная практика, которая разлучала меня с ним на три долгих месяца. В день моего отъезда он неожиданно попросил сообщить по прибытии на место свой адрес. Это были счастливые месяцы надежд и ожиданий. Письма приходили часто, в них были ободряющие слова, рассказы о челябинских новостях. Я тоже рассказывала в письмах обо всем - о грандиозной стройке, о красотах тайги, новом фильме. Но не давал покоя вопрос: а что же после защиты диплома?
В день окончания института, получив новенькие дипломы, мы решили не расставаться. Через месяц была наша свадьба, со дня которой минуло уже 35 лет.
...Трое внуков подрастают у нас, и хочется, чтоб их первая любовь не принесла им разочарований. Чтоб была она радостной и ясной, как та теплая осень, которая много лет назад духовно сблизила нас. Соединила, одарив милой улыбкой природы в виде алых октябрьских ягод на согретой последними ласковыми лучами солнца лесной опушке.
Наталья ЛАНДЕ
Прощай, деревня!
Мне исполнилось семнадцать, когда в деревне нашей появилась горожанка. Она была не чета нашим деревенским, в наряде, казавшемся нам роскошным, всегда веселая, но и строгая при этом. Отец ее Иван Зимин был нашим земляком, но подался в город. А теперь приехал вербовать парней на лесосплав в Березники.
Отец мой умер в 1933-м, нас у матери осталось шестеро. И я, чтобы не умереть с голода, работал в артелях со взрослыми мужиками, учился и мужал рядом с ними. Так что я рано стал организатором всех ребят в деревне.
Как-то вечером позвала меня в гости соседская девчонка Маруся. Захожу, и как молнией меня ослепило: там "моя горожанка". Растерялся я очень, Маруся, чтоб помочь мне, предложила сыграть в дурака. И сразу стало свободно и легко.
Горожанка назвалась Натой, смеялась, шутила и к концу вечера предложила мне завербоваться на лесосплав.
А я влюбился в нее с первого взгляда. И хоть понимал: нельзя покидать мать, семью. Но тут же решил: хоть в омут с головой, лишь бы не потерять Нату.
- Куда ты, сынок, без документов, - плакала мать,- ведь заберут вас, как беспризорников.
Но я уже организовал шестеро ребят, уговорил Марусю. И вот в середине апреля мы тайком покинули спящую деревню.
30 километров отмахали мы по грязи до Вятских Полян. Там нас встретил отец Наты с вербовщиком, устроил на квартиру к одинокой женщине. Вечером пришел к нам с литром водки. Играл патефон, мы хмелели за накрытым столом.
- Учись ухаживать за своим избранником шутя, - говорил отец Наты. И не было на свете человека счастливее меня. Прощай, родная деревня! Райская жизнь ждала нас впереди. Тем более, в первый же вечер мы получили по целых 6 рублей суточных.
Неделя, несмотря на тяжкий труд, пролетела для меня как свадебное путешествие. Но в субботу наш вербовщик побывал в милиции и начал избегать нас, мы остались без денег.
Я был организатором, отвечал за судьбу всех ребят и невольно вспомнил тревоги матери. Ночной дорогой по грязи мы вернулись домой.
Утром на комитете (я был членом ВЛКСМ) председатель сельсовета задал мне крепкую взбучку за то, что увел ребят с посевной. А друга моего и соперника Петрушку, который сбежал из дома тайно, отец выпорол до крови.
Первая любовь окрылила меня вылететь из деревенской скворечни. И я нашел другого, настоящего, вербовщика, заключил договор, получил паспорт и подъемные и навсегда уехал в Челябу. В неполные 18 попал в кромешный ад шахтерских копей. Затем служба на Камчатке, война.
При прорыве блокады, под Выборгом, получил четвертое ранение и лишился ноги. Жить не хотелось, но вспомнил заповеди покойного отца: "Не будь озлобленным, гаси зло добром!"
Александр Березин, подписчик "ЧР" с 1945 года
Чужие письма
Когда мне было 18 лет, я полюбила парня. Не любить его было невозможно: красивый, умный, приятный в общении, скромный. Встреч было мало. Его призвали в армию. Два года он писал мне письма, теплые, добрые, полные скрытой нежности. Я с нетерпением ждала их, а получив, безмерно радовалась и считала себя самым счастливым человеком.
Для меня это была первая любовь и единственная, так как я больше никого в жизни не смогла полюбить.
Мой любимый демобилизовался. Но судьбы у нас с ним оказались разные. Знаю, что счастье ему широко улыбнулось, а от меня оно отвернулось, потому что он от меня отвернулся.
Я долго и мучительно больно переживала, ждала его и надеялась, что он ко мне вернется, но, увы... У меня осталась лишь память о любимом человеке: фото и письма, которые я храню больше 40 лет, иногда перечитываю. Эти письма согревали мне душу, вселяли надежду на наше с ним счастливое будущее. А теперь мне кажется, что я читаю чужие письма, так как все его теплые слова принадлежали кому-то другому, не мне.
Галина
Победителя конкурса "Челябинский рабочий" решил назвать в нашем новогоднем номере. Его ждет романтический ужин на двоих в одном из лучших ресторанов Челябинска "Тамико".