20-06-01
Солистка оперы Челябинского академического театра оперы и балета имени Глинки Наталья Заварзина работает в Челябинске всего два года, но это имя уже знакомо и любимо. Сейчас она поет весь репертуар для своего голоса: Гориславу в "Руслане и Людмиле", Татьяну, Микаэллу, Леонору в "Трубадуре", а также довольно часто выступает с сольными концертами в зале камерной и органной музыки. А недавно певица возвратилась из поездки по Италии.
- Это были большие сольные концерты с достаточно сложной духовной программой, - рассказывает Наталья. - Два концерта в соборах и два - в муниципалитетах. В Италии я не в первый раз. Несколько лет назад понравилась импресарио и с тех пор регулярно туда езжу. Сейчас была в турне по Сицилии. В одном из городов жила у подножия Этны, это до сих пор неспокойный вулкан, по ночам лава светится, поначалу было немного жутковато.
- И как вам тамошняя публика?
- Публика в любом городе отличается одна от другой. Жители Рима отличаются от жителей Милана, сицилийцев же можно сравнить с нашими южными национальностями: они такие же темпераментные, кричат, жестикулируют, что-то доказывают. Я спрашивала: "Что вы так кричите?", а они объясняли: "Мы не кричим, мы так разговариваем". Свой восторг или негодование обязательно выражают лично, подойдут и скажут. После двухчасового концерта еще минут 30-40 стоишь и выслушиваешь личное отношение ко мне людей из очереди, которая аккуратно выстраивалась. Мой импресарио после концертов шутя спрашивал: "Тело для доступа готово?" Он очень уважаемый человек, бывший министр культуры острова Сицилия. На моих концертах были, например, сенаторы.
- А мафии не было?
- Я просила показать мне знаменитую сицилийскую мафию. Мне сказали: "Она вся здесь, на твоем концерте".
- Вам приходилось работать со многими дирижерами, у нас и за границей. Кто и чем вам наиболее запомнился?
- Каждая встреча с новым дирижером по-своему интересна. Скажу о Дэвиде Барге. Это достаточно известный американский дирижер, много гастролирующий, я с ним пела в Москве два концерта. Он настолько участвующий в процессе человек, настолько сопереживающий, что мне казалось, что он больше волновался, чем я. Он большой, высокий, добрый, мягкий, медведь такой, с постоянной улыбкой. Я пела Моцарта и очень люблю этого композитора, но его невероятно сложно исполнять, это надо уметь. Одно дело Рахманинов, Чайковский, Верди, у них есть где развернуться, чтобы показать голос, а в Моцарте нужна нюансировка, тонкость - это другой стиль. Барг мне преподал несколько уроков: "Почему вы, русские, все как-то в обход идете, какими-то косогорами, а путь лежит абсолютно прямой, простой и доступный". И когда он мне все так ясно разложил по полочкам, у меня все сразу получилось. Ему понравился мой голос, но мне было интересно и необычно, когда во время концерта он в какой-то момент не дирижировал, а сложил руки на груди и слушал меня, а оркестру сказал: "Идите за певицей".
- Вам приходилось беседовать с западными коллегами, как они относятся к русской вокальной школе?
- Они ориентируются, как петь русскую музыку, это им интересно, но они считают, что это безумно сложно эмоционально, в передаче чувств. Конечно, техникой итальянцы или немцы владеют намного лучше нас. Или, например, корейцы: стоит худенькая девочка, в чем душа держится, но когда она начинает петь, там такая безупречная техника, что мы, с большими голосами, стоим, разинув рты. Это школа, у нас так не учат. Очень отличается московская школа от питерской. Московская учит в основном "по старинке": если есть голос, нужно его давать, "поливать" изо всех сил. А питерская более европеизированная, интеллигентная, как, впрочем, и сам город. А Москва - она вся нараспашку. Итальянцы говорят: "У вас великолепные голоса, великолепная природа, но вы не умеете петь". Это означает, что просто иметь голос мало, его нужно обрабатывать. Русских любят за большие голоса, за душу...
Татьяна ЖИЛЯКОВА