20-12-01
..."Шейлока" играли без антракта (видно, боялись, что публика разбежится, и не напрасно боялись, я бы точно удрал), а после спектакля еще долго не выпускали "благодарных зрителей" из зала. Люди рвались к дверям, но капельдинерши перекрывали дорогу грудью: вы, мол, еще похлопайте. Вот, оказывается, как создаются овации! Один "крутой" зритель, как видно, уж очень раздосадованный потерей времени и немалых денег за билет, устроил шумный скандал: как вы смеете меня не выпускать! Был не прав по форме, но прав по сути: свой срок он отбыл. Тем более, что аплодисменты и цветы все равно не согнали с лица большого (в данном случае уместнее сказать - "крупного") артиста Александра Калягина кислую, брезгливо-снисходительную гримасу, с которой он существует в "Шейлоке" два с лишним часа. Вы, мол, меня все равно не стоите, так уж делаю вам одолжение.
А мне не надо одолжений. Я помню другого Калягина. Азартного. Веселого. Он ведь тетку Чарлея играл! Чего уж там: калягинского Ульянова-Ленина из мхатовского спектакля "Так победим!" забыли давно, Платонова из михалковского "Механического пианино" - недавно, а "донна Роза из Бразилии" переживет века. Есть природа дара, она мстит за измену ей. Бывает, что великие комики с годами становятся великими трагиками (Евгений Леонов в роли Тевье из "Поминальной молитвы" - классический пример), но, как видно, это правило не универсально. Шейлок Калягина - толстый, раздраженный, капризный, внутренне пустой. Что случилось с актером, кто виноват?
Евреи виноваты. Напомню тем, кто забыл: еврей-ростовщик Шейлок из "Венецианского купца" сражается со всем миром. С презирающей его и зависящей от него венецианской знатью, собственной дочерью, ограбившей отца и переметнувшейся в христианство, с самой судьбой и мироустройством, в котором еврей всегда крайний.
"Шейлок" в "Et Cetera" - очень стильный и дорогой спектакль. Приятный для глаза. Художник Георгий Алекси-Месхишвили играет в черное и белое, в совмещение современного, компьютерного, стерильного банковского офиса и древней Венеции с ее ветхой, но невыразимо прекрасной красотой. И еще матовое золото скульптур на этом черно-белом фоне! И стильное смешение исторических (даже этнографических) и современных костюмов! И музыка Гии Канчели! И мизансцены режиссера Роберта Стуруа, напоминающие (правда, как плохая копия) о его знаменитых грузинских спектаклях по Брехту и Шекспиру! Видны серьезные усилия, тщательная и качественная работа по созданию формы, "картинки" спектакля.
Но театр - не галерея и не концертный зал. Праздника для глаз и ушей хватает на десять минут. Дальше интересуешься тем, "про что", начинаешь смотреть на актеров.
"Et Cetera" - труппа слабых или непроявленных актеров. Не за кого зацепиться. На мгновение вдруг проявит характер в своей Джессике Мария Скосырева (тогда понимаешь, что, даже надев крест, она все равно остается дочерью Шейлока), а потом вновь - формальное присутствие, обозначение, а не сценическая жизнь. Про других актеров сложно сказать и это. Кто-то молод, кто-то красив, но сценический темперамент отсутствует у всех. Надо полагать, что в московском варианте спектакля он есть у Александра Филиппенко в роли Антонио, но в Челябин-ске играл другой актер.
Пьеса Шекспира сокращена и перемонтирована весьма вольно, некоторые мотивы и сюжетные линии ушли (так что кому-то из актеров просто нечего играть), композиция вы-строена в расчете на одного героя - Шейлока.
Моноспектакль в толпе статистов.
Про что играет этот моноспектакль Калягин-Шейлок - загадка. Много переодеваний из цивильного "буржуйского" платья в этнографические еврейские наряды, немного умелых актерских аттракционов, игра с зонтиком, игра с чашкой, умеренная, очень бережливая страсть монологов, капризные интонации в диалогах... Конструкция спектакля, не наполненная смыслом, эмоциями, энергией, сдувается и скукоживается. И сама дородная фигура Шейлока кажется полой внутри. Как у надувного олимпийского Мишки.
Может быть, потеряла актуальность сама тема? Не думаю. Недавно довелось быть свидетелем диалога двух театральных людей.
- После 11 сентября "еврейский вопрос" потерял всякий смысл, - доказывала дама из Петербурга. - Перед угрозой "бен ладенов" мы все стали евреями.
- Да, - грустно заметил ее пожилой собеседник-москвич, - но некоторые были ими и раньше.
Если бы спектакль "Et Cetera" хотя бы отчасти говорил о том, что есть в таком диалоге, в нем появился бы смысл. Но - ни намека, форма без содержания.
...Когда нас все-таки выпустили из зала, записная дама-театралка тут же вопросила:
- А все-таки, согласитесь, у Моссовета было гораздо изящнее?
Не соглашусь. У театра Моссовета (они привозили "Венецианского купца" в постановке Андрея Житинкина в начале минувшей осени) было не "изящно", а пошло. В "Et Cetera" не пошло, но пусто. Пусто, пусто, пусто. Холодно, холодно, холодно.
Владимир СПЕШКОВ