21-11-01
Яблоки от Капитоновой
Иду как-то осенним погожим вечером по челябинской улице и встречаю бывшего директора детской библиотеки имени Маяковского Надежду Анатольевну Капитонову и всенародно любимую предсказательницу погоды Татьяну Леонидовну Ишукову. Они идут, сгибаясь под тяжестью пакетов с яблоками, и мне предлагают. "Возьмите, - говорят, - хоть немного, а то, ей-богу, девать некуда!" Оказалось, что Капитонова живет недалеко от меня, и мы отправились за ее урожаем, по дороге разговаривая о возрасте и о том, что все труднее ухаживать за садом. И тут Надежда Анатольевна рассказала мне об удивительном человеке, который и в свои 96 не теряет бодрости духа, ясности ума и интереса к жизни. Это давняя приятельница Капитоновой, детская писательница и мать скульптора Эрнста Неизвестного Белла Дижур. Она неоднократно приезжала в Челябинск, чтобы принять участие в читательских конференциях и праздниках книги, которые постоянно проводила Надежда Анатольевна Капитонова. В жуткий мороз они тряслись на стареньком дребезжащем автобусе в Троицк, выступали в клубах и дворцах культуры, встречались с сотнями ребят из уральской глубинки, чтобы зажечь в их душах искру любви к книге:
Естественно, что, приезжая в Свердловск, Капитонова бывала у Беллы Абрамовны, познакомилась с ее домашними и со временем узнала немало семейных преданий. Дед Эрнста Неизвестного владел типографией в Верхнеуральске, был состоятельным человеком и неминуемо попал бы под колесо революционных репрессий, если бы не находчивость бабки. Согласно семейной легенде, когда в дом Неизвестных ворвались большевики, чтобы арестовать деда как представителя частного капитала, смелая женщина предъявила им большевистскую листовку, которая печаталась в их типографии. В характере бабки неустрашимость сочеталась с коммунистической идейностью, за что Белла Абрамовна за глаза называла ее парторгом синагоги:
Сегодня Белла Дижур, книги которой до сих пор читают челябинские дети, живет в Нью-Йорке, но по-прежнему не утрачивает связи с Челябинском, даже написала в одном из американских русскоязычных изданий о нашем Аркаиме. Эрнст Неизвестный после десятилетий травли, политических провокаций, погромов мастерской и в конечном итоге высылки из России получил мировое признание. Сейчас он живет рядом с матерью, но не в самом Нью-Йорке, а на купленной им части острова в окрестностях мегаполиса. Его работы хранятся во всех крупных музеях мира и частных коллекциях, он вхож к папе Иоанну Павлу II (вторым таким человеком была мать Тереза), за рубежом о нем написаны сотни книг, статей, научных исследований:
Я несла домой яблоки от Капитоновой и думала о том, что, наверное, это и есть живая история, когда вот так идешь по улице и вдруг сталкиваешься с образами прошлого, с удивлением обнаруживая, что они обитают на том же жизненном пространстве, что и ты. Но почему-то эти образы живут сами по себе, так сказать, в частном порядке, не соприкасаясь с официальной историей. У нас до сих пор нет литературного музея, материалы которого могли бы подробнее рассказать о жизни и творчестве Б.А. Дижур. В жизни края практически не отражена память об Эрнсте Неизвестном, родившемся на Урале и покорившем мир мощью своего таланта. В Екатеринбурге сохранилось немного его графики, памятник писателю Ликстанову на Ивановском кладбище и пара институтских композиций в духе Шадра, не дающих представления о зрелом Неизвестном. А в Челябинске нет и ученических работ мастера. При этом мы рассуждаем о необходимости увековечить память Джона Леннона, возводим памятник Георгию Жженову, собираем подписи, чтобы назвать одну из улиц Челябинска именем Владимира Высоцкого. При всем уважении к этим ярким личностям к Уралу они имеют весьма далекое отношение. А Неизвестный - самое что ни на есть непосредственное.
История, которую я хочу рассказать, дает нам шанс исправить эту несправедливость.
"Эрнста обманули в лучших чувствах:"
Челябинский предприниматель Александр Шадрин напомнил Эрнсту Неизвестному о том, что ни в государственных, ни в частных собраниях Урала его работ нет, а быть там они по логике вещей должны обязательно. Представив Неизвестному письма и устные просьбы местных галерейщиков и деятелей культуры, которые "мечтали иметь в своей экспозиции работы Неизвестного", Шадрин убедил его в необходимости сотрудничества с Уралом. Это нашло в душе Неизвестного ностальгический отзвук, и в итоге был заключен договор на передачу Шадрину нескольких десятков работ с обязательствами вносить оплату в дни договорных дат, указанных в графике, или ранее. Право собственности передавалось дилеру (то бишь Шадрину) только после полной оплаты.
Каждая из работ была оценена намного ниже рыночной стоимости, для бронзы это была фактически стоимость производства в материале. Условность цены объяснялась тем, что работы предназначались для уральских музеев. Но и заниженная стоимость работ не была Шадриным возмещена. Из 100 тысяч долларов Неизвестный получил только 30. После чего стали следовать письма от Александра Ивановича с просьбой немного повременить, войти в положение бедных российских музеев, не имеющих возможности отыскать даже небольшие деньги и пр. В 1997 году истек срок действия договора. В 1998 году, поняв, что он ничего не получит от Шадрина, Неизвестный написал заявление на имя начальника УВД Челябинска В.И. Лесняка, в котором изложил суть своих претензий. В июле 1998 года было начато расследование, а 10 января 1999 года оно было прекращено "за отсутствием состава преступления". Неизвестный получил назад только свои графические работы, да и то не сразу и в ужасающем состоянии. Драгоценные бронзовые скульптуры затерялись на бескрайних уральских просторах.
- Эрнста не только обокрали, но и обманули в лучших чувствах, - говорит Анна Грэйс, жена Неизвестного и поверенная в его делах. Малейшее упоминание о Челябинске вызывает у нее резко негативную реакцию.
Кто виноват?
У самого А.И. Шадрина своя версия происходящего.
- С Неизвестным меня познакомил Александр Глейзер, - говорит Александр Иванович. - Переговоры шли примерно два года. Я несколько раз мотался в Москву и Нью-Йорк. Настаивал, чтобы договор был на русском языке, но в итоге он все-таки оказался на английском, которого я не знал. Потом обнаружилось, что Неизвестный выступает как частное лицо, в то время как я сотрудничал с ним как предприниматель. В результате получились большие финансовые сложности при составлении налоговой отчетности. Например, я привозил Неизвестному наличные, но не мог внести их в графу расходов без документальных на то подтверждений, а мои объяснения "на пальцах", мол, заплатил деньги за работы, а документов мне не выдали, порождали совершенно естественную реакцию. Мне говорили: "Это ваши проблемы". Кроме того, Неизвестный выдал мне сертификаты далеко не на все работы, а без сертификатов они стоят в несколько раз меньше.
И вообще Неизвестный - это вчерашний день в искусстве. Я просчитался, вложив в него деньги. Плюс повесил на себя массу хлопот, потому что Неизвестный по многим пунктам нарушил условия сделки. Я его за это накажу: он никогда не получит назад свои работы.
- А вы не нарушали условий сделки? Ведь большинство работ так и остались неоплаченными?
- И я нарушил. И сознаю, что у меня нет права собственности на эти работы. Но я и не намерен претендовать на них как на свою собственность. Я просто не отдам их Неизвестному.
- Где они сейчас?
- В музее, где же еще. Забыл, как он называется. Который в центре Екатеринбурга. Там еще директором Галина Павловна:
Так Шадрин решил наказать Неизвестного за то, что бизнес на его работах не получился. Хотя никто его, частного предпринимателя, карательными функциями не наделял. И уж тем более не заставлял ставить свою подпись под договором, текст которого Александр Иванович, по его собственному утверждению, так и не понял.
Союзник или соучастник?
Я стала разыскивать работы Неизвестного в Екатеринбурге, педантично обзванивая все местные музеи. Наконец, мне повезло. Сотрудник музея истории Екатеринбурга Денис Беркович ответил: "Да, эти работы хранятся у нас". Через пару дней я уже сидела в кабинете директора музея истории Екатеринбурга Галины Павловны Лобановой. Мы пили чай и вели речь о будущем музея и о судьбе работ Неизвестного, находящихся здесь на хранении. Две эти темы оказались тесно связанными. Дело в том, что у Галины Павловны есть мечта: открыть на базе своего учреждения культуры еще один музей - Эрнста Неизвестного. Во-первых, потому, что небольшая коллекция работ мастера сформировалась именно в стенах бывшего музея Свердлова. Здесь же собраны и другие любопытные экспонаты, например, серебряная ложечка, подаренная маленькому Эрнсту соседями по квартире, книги, которые он читал, письма и воспоминания людей, хорошо его знавших. "За" создание музея Неизвестного говорит и тот факт, что уже принято решение о расширении и реконструкции бывшего музея имени Свердлова. Метров 400 из новых площадей можно будет безболезненно отдать музею Неизвестного, считает Г.П. Лобанова. Еще она мечтает попросить Эрнста Иосифовича, чтобы он сам прислал проект будущего музея, создал что-то вроде его эскиза, запечатлел свое видение художественного пространства.
Естественно, очень кстати пришлась бы будущему музею коллекция работ Неизвестного, переданная Шадриным сюда на временное хранение. Только вот статус у этих работ какой-то неопределенный. Принадлежат они Неизвестному, проживающему в Америке, находятся в ведении Шадрина, прописанного в Челябинске, а хранятся в запасниках музея в Екатеринбурге:
- Что вообще за история с этими работами? Почему в нее оказались втянутыми сотрудники государственного музея?- спрашиваю Г.П. Лобанову.
- Все объясняется просто, - говорит Галина Павловна. - Нынче музеи влачат столь нищенское существование, что рады любой заработанной копейке. Шадрин платит нам за хранение работ Неизвестного, и мы рады этим скромным деньгам. Потому что бюджет дает нам лишь четверть от потребностей. Мы не проверяли у Шадрина наличие у него права собственности на эти работы, мы просто сдаем ему площади под хранение.
- Почему вы официально не приобретете эти работы для экспозиции будущего музея?
- Вот как раз в этом случае мы должны все досконально проверить, коллекция должна быть абсолютно "чистая", иначе ее можно потерять.
- А можно ли взглянуть на бронзы Неизвестного из "собрания" Шадрина?
- К сожалению, нет, хранитель в отпуске, ключи у нее, поэтому приезжайте через две недели, - мягко отклоняет мою просьбу Галина Павловна. И добавляет: - Вы не возражаете, если я скажу о нашем разговоре Александру Ивановичу Шадрину?
Я не возражала. Но когда позвонила через две недели, Галина Павловна разговаривала со мной уже в другом тоне. По ее словам, работ Неизвестного в хранилище музея: не было. Александр Иванович Шадрин забрал их два года назад, такая жалость. "И где они, по-вашему, могут находиться?"- поинтересовалась я. "Я не собираюсь рвать пуп, чтобы искать работы, которые наверняка уйдут в Америку. Мне нужны гарантии от Неизвестного, что они останутся в его родном городе, только тогда я подключусь к поискам", - сказала мне Галина Павловна.
Я не могла дать таких гарантий.
Их дал сам Неизвестный.
"Хочу, чтобы мои работы остались в музеях Челябинска и Екатеринбурга"
Стенограмма аудиозаписи Эрнста Неизвестного.
- Я мало кого принимаю, хотя мне поступает масса предложений, - говорит Эрнст Иосифович. - Но Шадрина я принял. Потому, что он был человеком с Урала. Там живут мои земляки - В. Волович, М. Брусиловский, Я. Андреев, а также друзья моей мамы из Челябинска. Все они не раз упрекали меня в том, что мои работы раскиданы по миру, а на моей родине ничего нет. И когда Шадрин предложил мне большую программу по передаче моих произведений в уральские музеи, я согласился. Шадрин обещал, что мои работы будут подарены местным музеям и что он будет выступать в качестве мецената. На Западе такое принято: человек за условную цену покупает произведения искусства, передает их музею и называет себя меценатом. Был составлен контракт, Шадрин заплатил аванс в 10 тысяч долларов (для меня это нормальная практика, я имею право заключать подобные сделки), потом проплачивал еще несколько раз, но вскоре прекратил и оплату, и контакты. Сейчас я сознаю, что мы были очень доверчивы, находились в плену сентиментального уральского патриотизма, а тут еще моя мама, которая живет ностальгическими воспоминаниями об Урале:
Предпоследнее письмо от Шадрина было хамским, с обращением на "ты", хотя я с ним всегда был на "вы".
- Как вы планируете распорядиться работами, когда они будут изъяты у Шадрина?
- С самого начала это не было для меня бизнес-операцией. С самого начала я назначил за свои произведения весьма условную цену. Конечно, мне хотелось бы возместить хотя бы стоимость бронзы, но в общем-то это не главное. Я, как и прежде, хочу, чтобы эти работы остались на Урале. И не в частных руках, а в музеях Челябинска и Екатеринбурга. Почему они должны быть во Франции, Италии, Швеции, а не на Урале? Собственно говоря, с этого вопроса все и началось. Если бы Глейзер, занимающийся продажей произведений русских художников, пришел ко мне с человеком из Нью-Йорка, я бы его не принял. Но Шадрин был с Урала:
Я не кровожадный человек и не желаю никому зла. Я только хочу, чтобы у уральцев были мои работы. А Шадрин: Я бы его просто выпорол и отпустил на все четыре стороны.
Игра без правил
Увы, ситуация с работами Эрнста Неизвестного во многом типична для современной России. Вот что говорит по этому поводу известный екатеринбургский художник Виталий Волович:
- В России совершенно не отрегулированы взаимоотношения в области продажи произведений искусства, - считает Виталий Михайлович. - Я имею в виду даже не то, что наиболее востребованными оказываются наименее интересные в художественном смысле работы, являющиеся образцами так называемого комфортного искусства. Главная беда в другом - в том, что большинство художников, особенно старшего поколения, абсолютно безграмотно в вопросах реализации своих авторских прав. Вы можете мне возразить, что они и не должны этим заниматься. Правильно. На Западе этим занимаются их агенты. Но у русских художников нет денег на содержание агентов, поэтому они вынуждены действовать просто по интуиции или по принципу доверия или недоверия человеку, который берется за реализацию художественных работ. Чаще всего художник отдает их галерейщику, указывая цену, а тот накручивает проценты и реализует работы в силу собственных представлений о коммерции.
Естественно, что на этом поле возникает много недомолвок, разногласий и конфликтов и порой самого разбойничьего свойства. У меня был случай, когда я отправил сто листов графики через одну киевскую организацию якобы в Чикаго. Графика бесследно исчезла, мне сказали, что потерялась в дороге. Проанализировав все обстоятельства дела, я понял, что нас обманули, и не сделал ни единого телодвижения в сторону поиска работ и праведного возмездия виновных. По причине полной бесперспективности таких телодвижений. Мой товарищ решил восстановить справедливость, но и он через полгода нервотрепки прекратил попытки.
Вместо эпилога
Следователь Н. Коврова, которая вела дело Шадрина-Неизвестного, объяснила, что для окончательных выводов требуются дополнительные документы, которые Эрнст за занятостью творческими делами так и не представил. Сам же договор, по предположению следователя, составлен с некоторыми погрешностями, что и не дает возможности поставить точку в этой истории. Создание музея - лучшая "точка", потому что реабилитирует Урал перед художественным сообществом и общественным мнением Запада, отвечает желанию Неизвестного и совпадает с объективным процессом - решением властей о создании музея. Но одного желания сторон мало. Работы Неизвестного, находящиеся ныне в ведении Шадрина, должны официально обрести хозяина. Их могут приобрести муниципалитеты Челябинска или Екатеринбурга для передачи местным музеям. Эрнст Неизвестный готов к такому повороту событий и приветствует его. Но пока этого не произошло, работы могут быть проданными, разбазаренными, навеки утраченными. Этого не хочется допустить. Ведь речь идет о нашем великом современнике и земляке.
Вы спросите меня: а где же сами работы Неизвестного? Я думаю, что если появится реальный интерес к ним представителей властных структур, А.И. Шадрин явит их миру. Говорят, он до сих пор работает на рынке произведений искусства и даже слывет меценатом. Громкий скандал ему, по всей видимости, ни к чему.
Лидия ПАНФИЛОВА