22-10-97
Почему, по какому праву, по чьей злой воле ребенок - это чудо природы - оказывается брошенным, одиноким, никому не нужным? Как случается, что двое, создавшие новое живое существо, не признают его человеком с теми же правами на жизнь, какими владеют сами? Что приводит к атрофии родительских чувств, данных самой природой? Кого обвинять: природу или ее порождение?
Эти вопросы мучительны из-за жестоких ответов, вызывающих подчас такую боль, что появляется страстное желание вторгнуться в этот искалеченный мир, что-то попытаться поправить, да хотя бы просто крикнуть: "Люди! Оглянитесь! Сделайте хоть что-нибудь! Чтобы не было сиротских слез, чтобы не было бродячих детских фигурок в темных закоулках города, чтобы можно было верить в будущее детей".
Правда, многие оглядываются, но с отвращением и негодованием: откуда, мол, взялись эти оборвыши - голодные, злобные, обнюхавшиеся, грязные, вороватые, опасные?
Давно исчезло слово "идеология", но суть этого понятия не может исчезнуть, и я глубоко убеждена, что происходит тотальная идеологическая диверсия, главной идеей которой стала пропаганда безнравственности, жестокости, утраты народных и национальных моральных ценностей. И бродят по городу дети как раз того поколения, молодость которого пришлась на пик этой самой "идеологии".
Можно ли что-то успеть поправить? Кого-то спасти? Убеждена: можно!
И примером тому - жизнь воспитанников Челябинского детского дома N 2. Наблюдая за отношениями детей и воспитателей, невольно думаешь: да они все одержимые, у них все в этом мире прекрасно! Они все талантливы! Они не комплексуют. Им всем (и детям, и взрослым) комфортно и уютно. Мне довольно часто возражают:
- Да полно! Такого не может быть! Детский дом - такое печальное понятие.
Ну это как посмотреть. Можно с унынием: "какие трудные дети! Да есть ли смысл с ними возиться? Никакого престижного общения". А можно с любовью и надеждой: "Господи! Да за что ж с вами судьба так обошлась? Ну ничего! Мы ее одолеем! Мир ведь так прекрасен!"
Скажите, в какой еще профессии может сочетаться такой комплекс ролевых обязанностей: быть папой и мамой, бабушкой и дедушкой одновременно без скидок на пол и возраст, быть учителем, медиком, психологом, социологом, эстетом, сценаристом, режиссером, актером, Дон-Кихотом, ученым-исследователем, няней, прачкой, швеей, плотником, художником, музыкантом, сказителем, дизайнером, педагогом и просто человеком со своими эмоциями, привычками, характером, принципами и еще многим, что называется просто - воспитатель детского дома.
Испытания на педагогическую выносливость начинаются с первых же минут знакомства с будущими воспитанниками: дети слушают, но не слышат, смотрят, но не видят, воспринимают, но не реагируют адекватно, и вообще, направляют по непечатным адресам.
Но слезы щиплют глаза не в эти оскорбительные минуты (знаем, на что идем), а когда неуклюжие, стыдливые от собственной порядочности пацаны подходят боком, боясь и в то же время желая прикоснуться к руке и душе воспитателя, просят прощения. Когда из спецшколы присылают письма, полные грусти, раскаяния, надежды на поддержку. Когда теперь уже у них, непутевых матерей, отбирают детей, они вспоминают все, что яростно отвергали раньше, и умоляют: "Помогите!" Когда они оценивают свое превращение из "гадких утят" в цивилизованных граждан: "Какими дикарями мы могли бы быть?!"
Итак, семья из 11 детей от 3 до 15 лет. И ничего не выбрать - ни детей, ни коллег. Все уже задано. И единственная обязанность воспитателя - решить судьбу тех, кого, как говорится, Бог послал. И каждый - единственный, неповторимый, и каждый претендует на внимание и любовь только к нему.
...Вася пришел к нам в детский дом в четыре года. Говорил плохо. По ночам страшно кричал. Жестоко бил детей, на льстивые уговоры не поддавался. А при попытках подчинить его общим правилам и строгим требованиям заявлял:"Я тебя не люблю!"
Как жить с ним? Как преодолеть недоверие, неприязнь?
Наблюдаю: ага, хоть и мал, но принципиален, не лицемерит, физически крепкий, шустрый, не трусливый, трудится на похвалу.
Поняла: общение должно быть на равных, как с большим; не умиляться его удачам, а серьезно давать оценку; выполнять обещанное (а за этим он строго следил - всегда ждал обмана); поощрять мужские начала - силу, способность защитить, смелость. Не превращать проступки в предмет всенародного осуждения. И вот: сам молча за мной наблюдает, старается оказаться возле моей руки (нечаянно поглажу), быстрее всех летит выполнять задание, улыбается на похвалу, чаще играет с детьми, готов извиниться и признать свою вину.
Долго никак меня не называл - имя ему трудно произносить. Но однажды слышу, как он учит нового малыша называть меня "мама". Тот спрашивает: "Почему?" "Она добрая". И окончательно он меня завоевал после диалога:
Он: Почему ты не насовсем с нами живешь?
Я: У меня есть свой дом, меня там тоже ждут.
Он: Нет, наш дом здесь. Я не хочу, чтобы ты уходила.
Я: Но ведь я часто бываю строгой.
Он: Ну и что, я тебя люблю.
После этого разговора (а завел его он сам) он стал звать меня мамой. Я считаю это высшей оценкой работы воспитателя. Все. Теперь он мой. И влияние мое на него будет безболезненным, а главное - радостным.
А недавно Вася спросил меня: "Мама, почему не ты меня народила?"
Валентина РАУК,
воспитатель.