23-01-98
Любой театр, польстившийся на постановку хорошей прозы, ставит себя в сложную ситуацию. Театр не обладает способами точной передачи авторского стиля на расстояние. Вкусности, чаще всего, теряются, обаяние первоисточника пропадает. Но зато в театре возможно исполнение мечты любого романиста, описанной Набоковым в романе "Отчаянье": превратить читателя в зрителя.
И здесь порой случаются редкие удачи. Режиссеру (Ю.Бобков) удалось-таки расписать партитуру текста поэмы на несколько голосов. Благо, мы имеем дело с внутренним монологом Венечки. Каждый, пусть даже и не сурово употребляющий, знает про многоголосье, возникающее после первой и, тем более, второй и третьей. Бобков нащелкал из этих внутренних подголосков сразу несколько персонажей. Это три ангела, которые, как в лентах Вима Вендерса, оказываются слишком похожими на людей. С другой стороны, это всяческие дьявольски-инфернальные силы, которые тоже ведь борются за свое место под солнцем души. Если реальные персонажи поэмы все время норовят сбиться в некое единое тело, то вот виртуальные персонажи индивидуальны, выпуклы и симпатичны. Отдельное спасибо - самому Венечке (А.Балицкий), реальному центру спектакля. Ему хватает ума и вкуса не кривляться и не играть пьяного. У него иные, более сильные задачи - показать трагедию русского (читай: страдающего) существа.
С этим проблема. "Ты нам трагедию не ломай, а подавай водевиль" (В.Розанов, 1918). Заявленная на афише трагедия в греческом духе находит подтверждение лишь в наличии у актеров котурнов. Достаточно, впрочем, комичных. И все. Ведь не следует же определять как "малый апокалипсис" проникновенные и по-кавээновски лирические монологи. Смесь соплей со стебом выдает режиссерскую растерянность. Видимо, Ю.Бобков так для себя жанр спектакля и не определил.
Но это и не важно. Главное, что удалось создать спектакль, вполне сопоставимый с первоисточником. Пронзительный, но и слегка пережатый, затянутый. Похмельная интоксикация, полная дурного символизма и цитат, самобичевания, плавно переходящего в самолюбование. Смешной и ностальгичный. Перегруженный. С пафосом и громкой музыкой вместо катарсиса и финала.
Но зато - "фирменная" и знаменитая студийность (почти что семейственность), взлелеенная, чудом сохраненная. Сеанс коллективной ностальгии по портвейну за рупь двадцать. Игра на разрыв аорты. До полной гибели всерьез, чего уже практически нигде не осталось. Скоро театр должен переехать в иное, более прросторное здание: отпевая Венечку, смеясь, расстаются и со своим студийным прошлым. Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.
Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ.