23-09-98
5. Садык и другие
...Садык по-арабски значит "друг". А он и в самом деле был добрым другом экспедиции, этот таджик в своей вечной черной лыжной шапочке и галошах на босу ногу. Садык приходил в лагерь, подолгу говорил с Вишневским, приносил ароматные лепешки на козьем молоке и подстреленных им куропаток-кекликов. Кстати, стреляет Садык отменно. До прихода к власти нынешнего президента Узбекистана селение Дюйболо, откуда Садык родом, имело 80 полей опиумного мака, которое находилось под неусыпным контролем 40 охранников. В их число и входил Садык. "Нехороший сегодня день - двух человек убил..." - говаривал он в то время. Теперь Садык ходит по горам и осматривает поля с картошкой, которую воруют также упорно и постоянно, как воровали в свое время драгоценные головки мака.
Хотя воровство по законам Шариата приравнивается к святотатству, воровали и у нас. Кражу обуви мы еще понимали - дикая и неописуемая нищета горцев толкает и не на такое, но когда однажды ночью из одной палатки украли фонари, деньги и снаряжение, был поражен даже Вишневский. Садыку было поручено найти виновника неприятного инцидента, и будьте уверены, рано или поздно украденные вещи "всплывут" в горах и он его найдет.
Прилично говорить по-русски Садык научился в армии. А вот с его племянником Азамом - смущенно-улыбчивым 15-летним подростком - найти общий язык оказалось нелегко. Зато после того, как Азаму была подарена несколько поношенная рубашка, он совершенно оттаял и стал бессменным добытчиком заказываемых ему азиатских диковин - от игл дикобраза до банок с копошащимися в них омерзительными скорпионами. За Азама мы были спокойны - горцы, по словам Садыка, имеют иммунитет против укусов как этих тварей, так и безусловно смертельных для европейца укусов каракурта.
...После того, как русские участники экспедиций в Бой Булок вынесли из пещеры и перенесли в Дюйболо кости несчастного Мустафы, двери любого дома в этом горном кишлаке в любое время открыты для людей с рюкзаками. В конце экспедиции, когда мы уже потихоньку выносили из-под земли накопившийся там бытовой мусор, в лагерь пришли дюйболинские старики в шапках-ушанках и вполне русских телогрейках. Попивая "чой" со сладкими пряниками, они пригласили всех экспедиционеров погостить денек-другой в кишлаке. Зная щедрость, сопряженную с извечной нищетой горцев, Вишневский долго уговаривал Садыка взять денег на покупку барана или козла для нашего плова. "Так нельзя, гость не будет", - отнекивался тот, но Вишневский просто и без разговоров засунул деньги в карман Садыковых штанов и удалился.
В Дюйболо вышли в полдень, когда похудевшие рюкзаки были уложены на спины ишаков. Садык говорил, что от лагеря до кишлака всего-то около часа пешего хода. С вершины Чуль-Баира мы и сами видели небольшой дюйбалинский оазис, но идти пришлось часов пять. "Среднеазиатский астигматизм"... Все предметы кажутся намного ближе, чем есть на самом деле. Сколько раз нам пришлось столкнуться с этим явлением, но свыкнуться с ним мы так и не смогли. К тому же приходится учитывать, что Садык не шел - летал по камням не хуже горного козла...
Дюйболо уже 700 лет лежит под вертикальной каменной стеной, обрывающей Чуль-Баир. За это время в кишлак разве что протянули линию электропередачи, хотя быт горцев блага цивилизации мало изменили. Те же арыки, те же глинобитные домики, те же способы передвижения - на ишаках по шато. О шато стоит сказать особо. Не знаю, сколько поколений строилась эта "дорога" из бревен, вбитых в отвесную скалу. На бревна уложены ветки, на ветки - камни. И такое вот сооружение змейкой поднимается на 300 метров вертикали. Никаких перил на шато нет и в помине, но дюйболинцам это не мешает разъезжать над пропастью по узкой - метра полтора - "дороге".
...Спустившись с шато, мы попали в настоящий рай. Бьющие из пещеры ручьи превратили небольшую долину в настоящие заросли грецкого ореха, алычи и яблони. Дюйболо, впрочем, ничем не отличалось от других виденных мною кишлаков. Разве что народу оказалось побольше - предупрежденные стариками о нашем приходе, на узенькие кишлачные улочки высыпало все мужское население Дюйболо. Женщины предпочитали разглядывать гостей издалека и при ответном разглядывании закрывали лица и уходили в глубь дома - законы Шариата в горах не то что в городе. Спуск с Чуль-Баира закончился в доме Шахимордона - единственного в Дюйболо хаджи. Хаджой называют "официального святого", человека, совершившего хадж, то есть паломничество на святую для любого мусульманина землю - в Мекку. Шахимордон совершил хадж в прошлом году, причем путешествие в Мекку и обратно обошлось ему примерно в 40 российских рублей, основную часть средств выделило государство. Поскольку Шахимордон имел весьма скудный русский словарный запас, мои расспросы о хадже быстро увяли и я просто сидел на мужской половине дома хаджи и наслаждался покоем этой застланной одеялами комнаты. Одеяла здесь - эквивалент наших хрусталей, серебряных ложек и прочих проявлений показного благостостояния. Чем больше у человека одеял, тем более он уважаем. В доме нашего гостеприимного хозяина я насчитал 60 одеял. Несмотря на свои 70 с гаком, Шахимордон принял на свои одеяла вторую жену. Правда ни первую, ни вторую половину бравого дедка я так и не увидел. Дом Шахимордона, согласно обычаям, разделен на две половины. Вход на женскую запрещен для любого мужчины (кроме хозяина, конечно), тем более для гостя-иноверца. Женщины, соответственно, не могут ступить на мужскую часть дома. Впрочем, от них этого и не требовалось. Шахимордон увел всех гостей в сад, где уже был расстелен (посредством тех же одеял) достархан.
Самым близким родственником Шахимордона можно назвать только Садыка и его многочисленных ребятишек, своих детей у хаджи нет. Подавая пиалу с шурпой, Шахимордон грустно и тепло заглядывал в глаза самых юных участников экспедиции...
В ожидании ужина мы отправились осмотреть горное селение. Возле тамошнего "сельмага" нас уже ждала целая толпа любопытных таджиков. Узрев фотоаппарат, мужчины Дюйболо изъявили желание немедленно быть запечатленными для истории. Разбитные продавцы включили кассетный магнитофон на стойке магазина и поставили для гостей европейский "музон". Выглядело это просто чудовищно - где-то на окраине Средней Азии, в горах выла музыка челябинских дискотек. Пришлось искать убежища. Я быстро нашел его в кузнице, где старый Ушбай заканчивал очередной нож-"чак". Одно удовольствие было смотреть, как он спокойно орудовал железными клещами и молотом. Помогала Ушбаю целая армия внуков, едва достающих до веревки мехов. Им тоже суждено всю жизнь вытаскивать из горнила рдеющие полосы металла.
...Спали под открытым небом, в саду. Утром разбудили горластые петухи и аппетитные запахи из кухни. Там готовили козла, замурованного глиной в печи-тандере. Удивительно вкусное блюдо из, в общем-то, попахивающего мяса. После завтрака я обратил внимание на то, как мужчины то и дело запихивали под язык какую-то буро-зеленую смесь. "Насвай" - местный слабый наркотик, заменяющий курение. В его состав входит тертый табак, кора арчи, куриный помет и негашеная известь. Штука безобидная, не дай Бог только сглотнуть слюну, когда насвай лежит под языком - рвота предстоит долгая и продолжительная.
Жаль, что из Дюйболо ушли рано, но аквалангистам, бывшим в составе экспедиции, предстояло еще нырнуть в Холтан-Чашму - бурливый источник, рожденный в глубинах Бой Булока, чтобы выяснить, соединяется ли он с тоннелями пещеры. В лучах подводных прожекторов удалось выяснить, что соединяется, но скорость потока не позволила забраться поглубже. Холтан-Чашма была оставлена как деликатес для будущих экспедиций.
Мы же, стегая непокорных ишаков, спустились до Курганчи - кишлака, где нас уже ждал Урал со своим верным ЗИЛом. Вечером мы были в Бойсуне, а ночью "Икарус" нес нас по дороге в Бухару.
...Лил дождь. Холодные капли с настойчивостью маньяка колотили по обритой голове. Тучи скакали по небу, как клубки шерсти, подброшенные расшалившимся котенком. Вслед за ними трусил на ишаке улыбающийся Садык с ружьем наперевес... Я проснулся. В окне пылила челябинская улица, запорошенная осенней желтизной. Теперь кажется, что все было во сне: горы, пещеры, азиатское небо. Как жаль, что в один и тот же сон вернуться снова никак нельзя...
Сергей КУКЛЕВ.