24-10-08
(Начало в номерах за 19, 26 сентября, 3, 10, 17 октября)
Заировы
Идея познакомиться с киргизами поближе не дает мне покоя. Не надеюсь на разговор по душам: слишком велик языковой барьер. Но хочу попытаться хоть прикоснуться к иной культуре и неведомому мне образу жизни.
Однажды утром Сергей Соловьев предложил мне сходить в киргизский кош и на священную гору Мазар. Сергей много лет живет в Бишкеке, хорошо понимает по-киргизски и лучше других участников альпмероприятия может войти в контакт с местными жителями.
Поднимаясь на перевал, встречаем пожилого киргизского мужчину. Он представляется: Есен Заиров. Улыбается, жмет нам руку, приглашает войти в свой "чатыр". Жилище более чем скромное, хотя Есен называет себя богатым человеком. Только богатство он понимает по-своему: дочери, сыновья, жена, внуки: Под тентом что-то типа веранды, там Шарапат, жена Есена, делает масло, а дочь Иркаим топит это масло в казане, чтоб дольше хранилось. В комнате кровать, печь, керосинка и радио. Окон нет, полутьма. Нам приносят традиционные айран, каймак, масло и лепешку. Сергей меня одергивает: нельзя класть лепешку рисунком вниз - признак неуважения.
Мы беседуем. Есен говорит, что у него огромное стадо - 100 баранов. В пересчете на всю его большую семью это не так уж много. С малых лет Есен работал в колхозе пастушком. После краха советской власти и раздела колхоза ему ничего не досталось, но Заиров сумел встать на ноги и начать вести хозяйство самостоятельно. В пять утра он просыпается, обходит свои владения и определяет фронт работ для каждого из домочадцев. Стадо пасут посменно: первую неделю - семья старшего сына, вторую неделю - среднего и т.д. Пасут все по очереди: сыновья, жены, внуки. Наемных работников здесь не держат.
- Вы довольны своей жизнью? - спрашиваю напоследок хозяина дома.
- Да, - улыбается он. - Живем, как все! И песни поем, а бывает, и водку пьем.
Есен дает нам напутствие: заберетесь на Мазар - обязательно помолитесь своему Богу (неважно, Христос это, Будда или Аллах).
Белым можно, а нам - нельзя
Мазар - самая почитаемая местными жителями гора в Киргизате. Не самая высокая, точнее - одна из самых низких. Забраться на нее под силу любому - и маленькому ребенку, и почтенному старцу. Чтобы понять Мазар, надо немного представлять, как воспринимают горы киргизы. В советские времена из них пытались делать альпинистов. Выделяли бесплатные путевки на альпсборы, и эти путевки тут же разбирались русскими. Казалось бы, какой огромный у местных потенциал! Живут в горах (не надо проходить акклиматизацию), бегают вверх-вниз за своими стадами с не человеческой, а коровьей (более высокой) скоростью, в быту неприхотливы. Но не было и нет в Киргизии выдающихся альпинистов! Причина этого парадокса - менталитет киргизов, который никакой политический строй не смог изменить. "То, что выше линии снега, - не для нас", - так считают хозяева горной страны. При этом к альпинистам они относятся толерантно и даже с уважением. "Белым людям покорять вершины позволено, а нам - нет". Михаил Левин вспоминает, как однажды, будучи в крайне сложной ситуации, попросил киргиза перевезти груз. Парень остановил лошадь там, где заканчивалась зеленая трава, хотя дорога позволяла идти дальше.
Единственная гора, куда можно подниматься, - Мазар. "Мазар" переводится как кладбище - предков, духов, грехов. У местных жителей есть замечательный обычай хоронить на Мазаре свои грехи. Когда их тяжесть становится слишком велика, грешник берет палку (чем больше, тем лучше) и отправляется на Мазар. На вершине он устанавливает палку, берет заранее заготовленную яркую тряпочку, рвет ее на тесемки. Процесс в высшей степени интимный, общение человека со своим Богом. Всевышний видит развевающиеся на ветру лоскуты ткани и прощает грехи. Современные киргизы крайне редко совершают этот красивейший ритуал. Все палки старые, высохшие и шершавые от ветра.
С Мазара открывается вид на три ущелья: Курган, Джолджилга, Суйчикты. Гигантские каменные коридоры, проторенные горными реками, стекающими с ледников. Я понимаю киргизов: чтобы ощутить красоту этих мест, не обязательно штурмовать сложные вершины, достаточно подняться на Мазар в ясную погоду.
Как меня учили готовить
Пытаюсь объяснить киргизским женщинам: "Научите печь лепешку!" Они не понимают, думают, что я прошу их продать местное лакомство. Остается последняя надежда на семейство Есена Заирова, у которого мы недавно были в гостях. Прошу дочь Есена Иркаим:
- Давай вместе печь лепешку!
Она кивает: завтра, в 11.00.
Утром снова отправляюсь к Заировым. Михаил Семенович шутит:
- Контрольный срок прихода - 18.00! Не опаздывать!
У Заировых меня ждали. Есен вышел навстречу и машет мне рукой. На веранде встречаю его жену - степенную, спокойную Шарапат и Иркаим.
- Журналистка? - спрашивает меня Иркаим.
Узнаю, что она учится заочно в Ошском университете. Специальность - учитель киргизского языка и литературы, будет преподавать детям в поселке Наукат.
Наконец, Иркаим и Шарапат сворачивают коврик с лакомствами, служащий столом, и разворачивают другой. На нем - немного муки и маленький предмет кухонной утвари.
- Чекч, - поясняет Иркаим. Я догадываюсь: это и есть приспособление, с помощью которого делается рисунок на лепешке. Моя киргизская знакомая поднимает полотенце - а под ним таз с замешенным тестом.
Дальше начался ритуал. Почти шаманский. Какое же счастье, что мне довелось на нем присутствовать! Все наши булочки, пирожки, блинчики, домашние торты не идут ни в какое сравнение с таинством киргизской лепешки. Танец рук, которому учатся годами и в котором практикуются каждый день. Еще это похоже на манипуляции фокусника: вроде все на виду, а разгадать секрет невозможно.
Сначала Иркаим отломала от теста равные куски, разложила на полотнище. Далее следовало неуловимое движение, в результате которого кусок теста превращался в шар. Этот процесс можно сравнить с пластической операцией: как хирург заводит излишки кожи за уши, так и Иркаим собирала тестяные складочки в одну точку. Понаблюдав, как пара бесформенных кусков превращается в грушевидные сферы, тоже решаю попробовать. Макаю кусок в муку.
- Мука не надо! - улыбается Иркаим.
Мои попытки повторить ее движения вызывают хохот маленькой Айданы, племянницы Иркаим. Пытаюсь пойти другим путем: не копировать движения, а по-своему достичь того же результата. Получается что-то отдаленно похожее, девчонки одобрительно кивают.
Переходим к следующему этапу: из шара формируем плоскую лепешку. Иркаим ударяет кулачком с одной, потом с другой стороны шара. Костяшками пальцев обозначает центр лепешки, кончиками - края. Подбрасывает лепешку вверх и жонглирует, перекидывая с одной ладони на другую. Тестяной диск равномерно расширяется под собственной тяжестью. И, наконец, заключительное действие на этапе формовки: чекч. Два прокола посрединке, лепесточки по краям.
Беру в руки шар и пытаюсь повторить. Ровного круга не получается. Невозможно за один раз постигнуть то, что познается годами. Лучше просто расслабиться и наблюдать за таинством киргизской лепешки: вряд ли когда-нибудь еще мне представится такой случай. Готовые к выпечке хлеба ложатся на полотенце, Иркаим накрывает их сверху.
- Пошли!
Идем на задворки их жилища растапливать тандыр. Пока арчовый хворост превращается в угли, лепешки подходят. Мы складываем их в тазик, Иркаим надевает шерстяной свитер и варежку, я такой еще не видела. Внутри варежки - диск по диаметру лепешки. Таким приспособлением очень удобно прилеплять хлебцы к стенкам тандыра. Смазываем каждую лепешку молоком и отправляем в тандыр.
Вынимаем лепешки и идем пить чай. Старший брат Иркаим Алик интересуется у меня, нельзя ли найти вахтовку в Челябинске. Он уже работал строителем в Москве и Тюмени, неплохо говорит по-русски. Обещаю что-нибудь узнать. Встаю с ковра, настало время прощаться. Иркаим протягивает лепешку:
- Твоя!
Изо всех самая кривая. Торжественно несу лепешку в лагерь, и там ее моментально съедают: любая лепешка вкусна, пока теплая.
Олеся ГОРЮК
(Окончание следует)