25-05-2000
Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ
Челябинск
Комедию А. Толстого поставили режиссер М. Филимонов и художник О. Петров. "Касатка" интересна сценографией - это тот случай, когда можно говорить о театре сценографа.
Когда занавес раскрывается, мы видим тесное пространство, на разных уровнях завешенное многократно увеличенными картинами - классикой отечественного модернизма. Центр организует огромный, от пола до потолка, ранний К. Малевич: типичный кубизм. С боков и поменьше - он же, но более зрелый, периода перехода к абстракции. Справа - багровое пятно "Красной мебели" Р. Фалька.
Понятен ход: придать бытовым коллизиям пьесы характер символического обобщения. В конце века вспомнить его многообещающее начало. Не случайно появление в финале "Черного квадрата" Малевича, иконы искусства ХХ столетия. И, как это всегда бывает при столкновении различных художественных систем, на сцене возникает новое измерение: внутритеатральное. Так авторы закладывают в спектакль еще одно его прочтение - про судьбы и логику искусства.
Тому порукой, впрочем, сама пьеса. Открывается она немедленными отсылками к "Пиковой даме" и "Месяцу в деревне". Хотя главный объект диалога для А. Толстого - А. Чехов. Одно из главных действующих лиц носит имя - Илья Ильич не для сходства с Обломовым, но чтобы ввести в контекст приживалу Телегина из "Дяди Вани". Впрочем, важнее и серьезнее этого идеологический просто-таки спор с "Чайкой". Отчетливо это понимаешь, когда Илья Ильич (Л. Мартынов) в порыве ревности убивает петуха. А помещица Долгова (Ф. Охотникова / О. Сафронова) потрясает его тушкой, как указующим перстом.
Вплести цитатку из соседей по репертуару любит и режиссер М. Филимонов. В его предыдущей работе "Слуга двух господ" К. Гольдони пародийно обыгрывались карнавал из помпезной "Чумы:" и обряд причащения из сугубо серьезной "Марии Стюарт".
Все смешалось в доме помещицы Долговой, жизнь и искусство. В первой картине красная мебель питерской гостиницы даже композиционно в точности повторяет прототип с картины Фалька. Вторая картина выстраивается вокруг декоративного панно Малевича. Значит, мебель вокруг тоже выдержана в духе супрематизма - абстрактно-геометрического стиля, придуманного художником (логическое завершение его - "Черный квадрат").
Материализации объектов с шедевра Фалька сценографу показалось мало. Чем дальше в спектакль, тем все больше и больше искусство отвоевывает место у действительности. Поэтому Петрову и понадобился Малевич - известный утопист и мечтатель. Когда в первые годы советской власти авангард стал официальным искусством молодой республики, Малевич сотоварищи принялся овеществлять свою мечту об идеальном мире - конструируя мебель и одежду, посуду и сам строй жизни.
Для Малевича и его учеников искусство перестало быть чем-то особым, отделенным от реальности. Разорванностью этой, кажется, более всего бредил, мучился новатор Треплев из "Чайки". Все рутина, говорил он, и нужны новые формы. Толстой, а вслед за ним и Петров с Филимоновым конструируют ситуацию, когда искусство растворено в быту. Здесь оно существует на уровне человеческих отношений. И поэтому становится возможной столь путаная геометрия личных связей. Вначале - это "ретро втроем", плавно перетекающее в любовный четырехугольник, чтобы в финале превратиться в фигуру о шести углах. Точно персонажи вслед за сценографом постепенно, шаг за шагом, движутся от фигуративного искусства в сторону полной абстракции. n