25-10-97
В этих историях ничего не придумано и не подведено искусственно под жанр психологической драмы. Живут и здравствуют их действующие лица, поэтому все, что здесь ненастоящее, - это имена героев.
А истории рассказал начальник Южноуральского горотдела милиции Василий Михайлович Лужинский. Мы с ним по-деловому встречаемся и общаемся не первый год и часто, и я всегда предполагал, что в его памяти удерживается немало сюжетов, раскрывающих людей с самых неожиданных сторон. Потому что Василий Михайлович, прежде чем стать во главе горотдела, много лет отработал и участковым милиционером, и следователем, и начальником следственного отделения. То есть был в самой людской круговерти. Что примечательно, рассказал не о том, как раскрывал наиболее сложные преступления, которые в его практике не однажды были, а о человеческих слабостях и страстях. Из нескольких я выбрал два сюжета.
Иезуитка Люба
Виталя с Колей были друзья с пеленок. Родились в одно время, родители водили их в один детский сад, в одну и ту же группу, учились в одной и той же школе. Перерыв в их дружеских отношениях наступил лишь во время службы в армии, солдатскую лямку тянули в разных местах. А отслужив и вернувшись в родную Увельку, вновь стали жить - не разлей вода. Это была даже не дружба, а беззаветная мужская взаимолюбовь, все равно что между родными братьями.
Но вообще-то они были разными людьми. Виталий, как скоро многие увидели, имел талантливые руки, но добрый и слабый характер. Как-то так получилось, что, начав работать в райкомхозе слесарем, вдруг обнаружил в себе большие способности разбираться в премудростях автомобильного электрооборудования. Поэтому стал подрабатывать и, незаметно для себя, все чаще выпивать.
Николай, в отличие от друга, никакими талантами не выделялся. Работал в местном рудоуправлении, вечерами вместе с другом ходил в клуб на танцы, в кино, вместе выпивали. Но если Виталий, может по причине малого роста или частых пьянок, всерьез ни с одной девушкой не встречался, то статный Николай, малость покуролесив, женился.
Но братская дружба между ними на этом не закончилась, поэтому Виталий, что ни выходной, прихватив бутылку-другую водки, бежит к Николаю. Люба, молодая жена, выпроводив гостя, на пьяного мужа приступом идет: Виталю в дом - ни ногой! Только не так-то просто разлучить людей, объединенных почти тридцатилетней дружбой. Бывали дни, когда Виталия сама из дома выгоняла. Но и это не помогало, на следующий день он заявлялся как ни в чем не бывало.
Однажды Люба, придя с работы, увидела на диване спящего мужа, а на вешалке в прихожей - Виталину телогрейку. Все ясно, угощались. Мужа будить не стала, дождалась, когда сам проснулся.
- Коль, - спрашивает его негромким голосом, - ты золото не видал?
- Какое еще золото? - буркнул Николай.
- Ну кольца-то наши и перстень, нету их. К тебе, кроме Витали, никто не приходил? Не спорь, больше некому.
Прошло два-три дня.
- Не знаю, что за это время произошло в семье Николая, - говорит В. Лужинский, - только, видимо, жена его сильно обработала. Пошел-таки Николай к Виталию и потребовал вернуть золото. Разговор между друзьями получился крутой. Николай, как более сильный физически, крепко поколотил Виталия. А после этого Люба принесла в милицию заявление на Виталия.
Его взяли под стражу. Все факты, изобличающие Виталия в воровстве, были на виду: в гостях у пострадавших в этот день кроме него никого не было, а золотые вещи лежали на виду. Даже уходя, как вещественное доказательство оставил в доме телогрейку. К тому же и повел себя довольно необычно. Может, спьяну, а может, по какой другой причине стал путать показания. Сначала все отрицает, затем утверждает, что золото взял. Но по дороге домой потерял, в телогрейке, мол, карман оказался дырявым. Видимо, забыл, что домой ушел без телогрейки. Да и карманы, когда проверили, дырявыми не были.
Заканчивались третьи сутки нахождения Виталия под стражей. Его надо было или выпускать, или продлять срок пребывания под арестом, чтобы собрать дополнительные данные. Был вечер. В. Лужинский пошел к районному прокурору, ныне покойному П. Кураеву.
- Интуиция мне подсказывала, что Виталий не виноват, - говорит В. Лужинский. - Слишком высок был уровень дружбы между этими людьми, чтобы совершить кражу. Подозрительно агрессивно по отношению к Виталию себя вела Люба. Своими сомнениями я поделился с прокурором. Петр Иванович меня понял, посоветовал не торопиться. Приняли решение утром продлить Виталию срок пребывания под стражей еще на семь суток, но на ночь домой не отпустили. Это, конечно, было нарушением закона, так как срок пребывания под арестом к ночи уже закончился. "Утро вечера мудренее, пусть пока все останется, как есть", - сказал мне прокурор.
В полвосьмого утра, когда В. Лужинский еще тянулся в постели, раздался телефонный звонок дежурного милиции. Вставай, говорит, тут пришла гражданка, утверждает, что золото нашла. Да, это была Люба.
- Вот, - протянула ладонь с золотыми кольцами, - ночью подбросили!
- Кто подбросил? - спрашивает Василий Михайлович.
- Как кто, Виталий, вы же его вчера отпустили?! - удивленно восклицает Люба. Услышав, что Виталий ночевал в камере, не верит и еще больше удивляется. А через минуту-другую в кабинет привели самого Виталия, с лицом помятым и заросшим щетиной.
- Виталий, этой ночью, утверждает женщина, ты подбросил ей украденное золото, - встретил арестованного В. Лужинский, показывая на лежащие перед собой золотые кольца.
Виталий все понял, а может, он обо всем догадывался и раньше, но вслух не высказывался. Он резко повернулся к Любе.
- Да как же я подбросил, я же четвертый день сижу на параше! - закричал зло и надрывно. - Эх ты, да разве можно так...
И Виталий заплакал.
Люба, когда за Виталием закрылась дверь, пыталась фантазировать, строя новые догадки, каким образом из ее прихожей потерялось золото и как вернулось назад. Одна из версий показалась наиболее удачной. На ней и остановились, пожалев молодую семью, закрывая дело: золотые кольца и перстень взяла поиграть четырехлетняя дочка, в песочнице их и потеряла. Прежде чем нашли, просеяли весь песок.
Тесна Увелька. Время от времени бывшие друзья случайно встречаются на улице. Проходят, друг друга не замечая.
Впечатлительный сынок
Между директором совхоза Погоняловым и его заместителем Васькиным отношения были более чем деловые. А что делить, одно дело делали. И семьями дружили. Жили в одном двухквартирном доме, через стенку. И баня у них была общая. А затем стал Васькин замечать, что чем дольше они совместно работают, тем чаще к нему Погонялов придирается. Да ладно бы к нему одному были претензии, а то ведь и к жене. Часто, мол, отпрашивается в больницу, как будто виновата, что заболела. Скоро о совместной бане не стало и разговору, что ни день - ругань. А вечером соберутся Васькины ужинать - все кости Погонялову перемоют.
Однажды утром, когда правленцы и руководители производственных подразделений собрались на разнарядку, Погонялов, завидя вошедшего в кабинет Васькина, подпрыгнул на стуле.
- Ты что же это, подлец, делаешь!? - закричал фальцетом. Сквозь ругань и оправдания присутствующие узнали, что Васькин, чтобы насолить директору, во второй половине ночи чем-то тяжелым бил по стене дома. Не дал спать, а у жены даже приступ случился. Этой бурной разборкой и закончилась разнарядка.
А на следующее утро все повторилось. Погонялов, с криком и матом, опять обвинил Васькина, что и этой ночью он бил чем-то тяжелым по стене дома. И на третье утро прилюдная разборка, и на четвертое. Директор обвиняет и клянет, а заместитель с таким же пылом все отрицает. К концу недели, на потеху всей деревни, они устроили между собой потасовку, порвав друг на друге рубахи. На этот раз у Погонялова были доказательства. Чуть свет, после очередной ночной канонады, у стены дома, на первом осеннем инее, он обнаружил следы больших сапог, которые вели к крыльцу Васькина подъезда. О ЧП тут же стало известно в райкоме партии, откуда последовало распоряжение в милицию: разобраться!
- Взял я с собой "опера" - и в совхоз, - говорит В. Лужинский. - Встретился с "воюющими сторонами". Директор убедительно изобличает, заместитель - все отрицает, хотя факты были против него. Но в душе я им все-таки не верил: уж слишком все походило на мальчишество.
Опрашивая жителей села, В. Лужинский обратил внимание на, казалось бы, второстепенный факт. У Васькина был сын-подросток, который, по словам одного из сельчан, просто обожал своего отца. Версия созрела моментально. Допрашивая Васькина в его служебном кабинете, В. Лужинский сел напротив окна. Чтобы видеть подъезд школы, расположенной через дорогу от конторы. Когда закончились уроки и школьники повалили по домам, В. Лужинский сделал вид, что рассержен упрямством Васькина, и велел ему, так как не сознается, поспешить домой, переодеться во что попроще и возвращаться. Мол, повезу в райотдел, под арест, там все и расскажешь.
- Васькин ушел, а я сижу и смотрю в окно, жду предполагаемой развязки, - рассказывает Василий Михайлович. - Но даже мысленно не планировал, что так быстро все закончится. Смотрю, к конторе бежит парень, а сзади его пинками подгоняет Васькин. Услышав от отца, для какой поездки он выряжается в замызганную одежду, сын не выдержал и во всем признался. Было это так. Каждый день слушая родительские обвинения в адрес Погонялова, сын с присущим подростку максимализмом возненавидел "негодяя" директора. Все беды в семье, даже болезнь матери, он стал связывать с директорскими гонениями. И решил отомстить. Поздно ночью, когда все спали, одевал отцовские сапоги, тихо выходил на улицу, брал под сараем вилы и бил ими по глухой стене квартиры Погоняловых. Такой вот впечатлительный сын оказался.
За это хулиганство Васькиных не стали привлекать к ответственности. Сына-подростка даже на учет не поставили, не стали портить судьбу. И все дело потихоньку замяли, как говорится, спустили на тормозах. А директора и его зама, тоже тихо и незаметно, убрали с руководящих постов.
Анатолий ЛЕТЯГИН.
(Наш корр.).
г. Южноуральск.