29-05-02


По ту сторону разума

Ветеран

Юрий Давинов, третий срок, в больнице 13-й раз. Ветеран. Диагноз - психопатия.

- Юрий, вот тут приехали журналисты из "Челябинского рабочего", ты не против, чтобы они тебя сфотографировали и взяли интервью? - во избежание любых эксцессов начальник учреждения Сергей Андронов спрашивает больного лично.

- Да, не против, - мрачноватый мужик лет 40 втыкает взгляд в потолок.

- За что судимы?

- Прихожу домой, из деревни приехал, а мать мертвая лежит... Вызвал "скорую", милицию... А меня забрали. В райотделе били, я сознался... Тем более, что освободился только... Выйду - буду разбираться. Меня неправильно посадили.

- А за что до этого отбывали?

- С малолетками выпил, уснул, они там что делали, я не знаю, но меня посадили...

- А до этого?

- Ну, в 78-м году получилось, что отца убил случайно. Хотел оттолкнуть, он на меня с ножницами полез, а у меня нож в руке был. Меня взяли и посадили...

Как говорится, русские народные сказки, исполняет автор. Папу зарезал из-за того, что тот по пьянке бил пьяную маму. Потом отбыл срок за кражу, грабеж и развращение несовершеннолетних. Сейчас убил маму за то, что "спаивала самогонкой". Но помнить все это нестерпимо. Поэтому сам себе внушил, что ничего не было: мать убил кто-то другой... Верит в это истово. В психбольницу всегда прибывает с одним и тем же: периодически становится агрессивен и "не осознает, что творит". В такие минуты матерно поминает сестру: "Сколько сижу, ни одной передачки не принесла... Освобожусь - разберусь..." О перспективах освобождающегося через год и восемь месяцев Юрия без запинки расскажет любой выпускник школы милиции: начнет бомжевать, пить всякую пакость. Либо сам кого убьет, либо его кто убьет. По-другому он жить не умеет...

Отступление второе. К медикам в местах лишения свободы отношение особое. А уж на врачей МПБ больные вообще смотрят, как на ангелов-заступников. Поэтому сознательных случаев нападения на медиков или попыток взять их в заложники за всю историю больницы, тьфу-тьфу, не зафиксировано. Припадки буйства не в счет - больные люди не ведают, что творят: За припадки не наказывают. Хотя за сознательные нарушения режима содержания, как и в обычной зоне, могут и в штрафной изолятор посадить. Права у психбольных тоже, как и у всех, - передачи, кратковременные свидания с родственниками. И жалобы прокурору пациенты пишут так же регулярно, как и "нормальные" зеки. Жалобы рассматриваются в обычном режиме и со всей серьезностью, будь осужденный хоть четырежды психопат.

Поэт

Анатолий Бочкин, 44 года, две экспертизы в Институте им. Сербского, параноидальная психопатия. Ищет правды и пишет письма во все инстанции. То выдвигает предложения по реформированию уголовно-исполнительной системы, то просит разыскать его жену, принявшую гражданство Латвии и отказывающуюся сообщить адрес. Но чаще просто денег просит - миллион в любой валюте. На издание своего поэтического сборника "Шестидесятник".

- Диссидент, что ли? - слегка обалдели ваши корреспонденты.

- Какое там! Четвертая судимость, на этот раз мать убил. Поговорить с журналистом "Челябинского рабочего" поэт согласился с великой готовностью, равно как и почитать стихи. Залпом выдал парочку текстов. "Вдвоем с тобою/ под вербою:", и так далее, в том же духе. За что сидит? Роковое стечение обстоятельств. Прочий монолог изливался в таком же пышном стиле и без единой запинки. Кажется, он даже не моргал.

Обращение осужденного Бочкина к возможным спонсорам:

"Дорогие наши российские миллионеры Рем Вяхирев и Борис Березовский, далеко не бедные Чубайс, Черномырдин, Брынцалов, Гусинский и другие меценаты - любители русской поэзии! Предлагаю вам всем вложить по 1000000 (миллиону) в Благородное Дело издания моей книги "Шестидесятник". Пусть вас не удивит и не испугает огромная цифра тиража моей книги и моего гонорара за нее. Стихи того, чьи идеи помогут стране быстро вывести ее из кризиса и решить многие другие ее проблемы, должны знать в каждой российской семье.

Идеи же свои я изложу Президенту РФ во время аудиенции, после моего помилования.

Пусть вас не оттолкнет то обстоятельство, что к вам обращается заключенный. Да, мне ведомо то, что неведомо никому из политиков и руководителей в стране".

Поэтический сборник умещался в общей тетрадке с аккуратно пронумерованными автором листами. Все шестьдесят зарифмованных посланий миру были переписаны с неимоверной тщательностью - без единой орфографической и даже пунктуационной ошибки.

"Пусть всеми брошен

и забыт,

Все постарались

откреститься.

Я скоро буду знаменит,

И дочь отцом будет гордиться":

Отступление третье. Дочь не дочь, а вот женщины с неустроенной личной жизнью на образцы "любовной лирики" из-за решетки клюют частенько. Счастливая карта выпадает редко. Как правило, "заочниц" безжалостно дурят, вымогая передачки. Слезливые письма сочиняются двумя-тремя умельцами и переписываются всеми желающими. Психбольница не исключение. Только в этом году к начальнику учреждения приезжали две "заочницы", пытались встретиться со своими корреспондентами. Правда, одна, как только узнала диагноз избранника, стриганула из кабинета начальника без оглядки. Зато другую ничто не смутило и не испугало: "Сами вы здесь все психопаты, а он - человек порядочный, готовьте документы к регистрации брака:" Психическое заболевание - не синоним глупости, крючок в письме осужденного был заброшен безотказный. "Человек я небогатый, есть у меня только 20 тысяч рублей, вот и хочется передать их какой-нибудь простой, доброй женщине на сохранение, и чтобы она мне из этих денег передачки высылала:" Попытки сотрудников развеять дамские иллюзии ("Ну откуда у него 20 тысяч, он который год уже сидит: Да если бы была хоть копейка у него на лицевом счету, сам себе бы передачки через наш магазин делал"), успеха не возымели.

Денис

Он вошел в комнату, как сомнамбула. Громадноглазый и тощий до прозрачности. Присел на краешек стула.

- Денис, вот тут журналисты приехали, - лицо начальника учреждения, помимо его воли, жалостливо морщилось. - Поговоришь?

- Да...

Громадные глаза смотрели не мигая. Тот же напыщенный, заученный слог, что у поэта. Тихонько, но без пауз. И без выражения.

- Раньше я учился в физико-математическом лицее на гуманитарном факультете, углубленно изучал русский язык и литературу. Я принимал препараты маковой соломки в течение двух с половиной лет. Меня специально подсадили на эти препараты, выбрав день, когда я поругался со своей девушкой и находился в состоянии депрессии. Я был осужден за то, что продавал эти препараты, на три года и девять месяцев, это моя первая судимость. Это полностью поломало мою судьбу. Сейчас я учился бы в колледже или где-нибудь еще. Я был очень способный, заканчивал учебник за две четверти... Мне 20 лет, я крещеный, родился 19 января, верую в Бога и то, что он мне поможет. После освобождения я никогда больше не буду принимать наркотики...

Выдав текст, Денис замолчал. В голове крутились десятки нужных вопросов, но с языка уже само по себе слетало другое.

- Денис, тебя здесь не обижают?

- Обижают. Соседи по палате обижают. Принуждают к половому акту. Поэтому я "вскрылся..." (порезал вены - Ред.) И в зоне тоже. Слишком тяжело... На душе плохо. Тяжело, честно скажу, тяжело...

Неподвижные глаза не оживали... Но начали подергиваться губы...

- Дениска, для тебя сейчас главное что? Помнишь, мы говорили с тобой? - Казакова немедленно "переключила" Дениса на себя.

- Главное сейчас выжить и вернуться... Меня на свободе ждет мама. Я должен вернуться ради нее... А когда этап на мою зону в Нижний Тагил пойдет?

- Лишнего держать не будем, Денис, ты же знаешь, - перехватил инициативу Андронов - Вот подлечишься еще, отдохнешь. А там и конец срока ближе станет.

После того, как слегка утешившегося Дениса увели, в ординаторской прозвучал общий тяжелый вздох. Самая тяжелая категория - обиженка, проститутка озверевшей от отсутствия женщин зоны. От постоянных унижений и помешался. "Помогло" подорванное еще на воле психическое здоровье. Какой там лицей, какой "учебник за две четверти" - клей и анаша с 14 лет, потом игла - вот и все университеты...

- Просто придумал себе сказку, - подполковник Андронов говорил с искренней грустью. - Такие к нам попадают, как правило, в состоянии крайнего истощения - постоянные избиения, изнасилования. Содержать "обиженных" крайне сложно. По инструкции их всегда размещают отдельно от других осужденных. Только это не помогает, среди "обиженных" всегда будет "самый обиженный", это замкнутый круг. Люди ощущают свою ущербность и стараются самоутвердиться за счет "товарищей по несчастью".

- А что с ним дальше будет?

- Психопатия истерического круга. Если родители поддержат, работу найдет, все остальное сложится удачно - в принципе может адаптироваться. При условии, что опять не сядет. А он сядет. Эмоционально неустойчив, безволен, любое душевное волнение будет пытаться гасить водкой или той же наркотой. Как только попадет за решетку - заболевание опять обострится, потому что его вновь начнут насиловать. Из категории "обиженных" выхода нет. Просто нет выхода.

Отступление четвертое. Самоубийства - боль и бич любой психбольницы. Уйти на тот свет пациенты пытаются регулярно, делают по 15-20 попыток. При сдаче-приеме врачебного поста надзор строжайший: против фамилии каждого пациента четко расписывается - как себя вел, на что обратить внимание. Пять лет подряд самоубийств в МПБ не было: успевали вовремя заметить и предотвратить. Но в прошлом году за двумя все же не уследили:

Как правило, они вешаются. Один умудрился удавиться под кроватью. Иногда бывают более жуткие способы. Вгоняют в глаз швейную иглу, чтобы добраться до мозга, разбивают о стену череп. В одной из зон осужденный, таким образом умудрившийся покончить с собой, еще даже успел сказать ворвавшимся контролерам: "Я хочу расписаться на своих мозгах". И в агонии чиркнул по обнажившейся мозговой ткани шариковой ручкой: Оба контролера подали заявления об увольнении в тот же день.

Медперсонал

- На улицах-то после освобождения вас узнают?

- Узнают, - смеются врачи. - Только это очень плохой признак, значит, у пациента скоро ухудшение состояния наступит.

Есть, оказывается, у психических заболеваний такая особенность. Если человек выздоровел, вспоминать о своих душевных муках ему неприятно до болезненности. Поэтому своего психиатра предпочтет не заметить. А вот если кричит на весь автобус: "Здравствуйте, доктор!" да еще с восторженной радостью, значит, опять накатывает тяжкая душевная муть, от которой единственный спаситель - врач.

Парадокс: за все время существования больницы врачи из нее уходили только на пенсию. Сначала держала приличная по советским меркам зарплата, а теперь - чувство долга и надежда. Платят-то врачам-психиатрам, как и всем людям в погонах, копейки.

Отступление последнее... Из Магнитогорска уезжали, похихикивая над тем, что нам рассказали на прощание. Лечился в психбольнице один преступник. То ли три, то ли четыре раза прибывал в стационар, и каждый раз летели со свободы страстные телеграммы за подписью не иначе как Президента РФ: "Немедленно прекратите психиатрическое преследование Иванова!" Телеграммы слал, естественно, не президент, а любящая матушка. Периодически мама баловала приездом и само учреждение, высказывая претензии лично. Когда сын освободился, измученные визитами родительницы сотрудники испытывали неистовое желание перекреститься. Но буквально через несколько дней мама появилась вновь: "Этот подлец-мерзавец-убийца украл у меня пенсию, дал мне в глаз и куда-то убежал". "А сюда-то вы зачем приехали?" - изнемогали врачи. "А где он еще может быть? Он же псих..."

Похихикали мы и задумались. Не всю же жизнь эта мамочка была в прямом и переносном смысле сумасшедшей. Ведь кто-то ее любил. Когда ее подстерег страшный недуг, в какой момент она успела отравить им сына?..

"Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума:"